Стихи про актеров

© Марк Львовский

Стихи об искусстве,

о театре и об актёрах

Репертуар

В театре есть репертуар,
Играет театр одно и тоже,
Воскликнут зрители «О, Боже!
За что им платят гонорар?»
А где же новенький спектакль,
Когда же новая премьера,
Настанет ли другая эра?
И спрячет зритель свой бинокль!
Не надо Гамлета играть,
До полного изнеможенья,
Искусство — это есть движенье,
Иначе в театре будут спать!

Игрушка режиссёра

Тебя снимают, ты великий,
А не снимают, ты пигмей,
Актёр — игрушка режиссёра,
Индеец племени вождей.
Он хочет вырваться на сцену,
И получить любую роль,
Но оттесняют конкуренты,
И говорят ему, «Ты ноль!».
* * * * * * * * * * * * * *
Он роль получил
За огромную цену,
Прошло много лет,
И он вышел на сцену.

Актриса без ролей

Она служила в театре,

От мозга до костей,

Но так, увы, случилось,

Осталась без ролей.

Тогда она запела,

Гитару в руки взяв,

И к зрителям явилась,

И роль свою приняв.

Рекой полились песни,

Высоцкий роковой,

Лиричный Окуджава,

И Визбора строкой.

В таком моно спектакле,

Её могли смотреть,

И собственные песни,

Она могла пропеть.

Но главное, что в этом,

Был творческий простор,

Лишить актрису роли,

Не сможет режиссёр!

Последняя роль

Она была талантлива, мила,

Но молодость беспечная прошла,

Закон природы не изменишь, он суров,

А в театре не любили стариков.

Осталась роль последняя её,

Вы скажете, что ж, каждому своё,

Она играла в пьесе толстую свинью,

Старалась, исполняя роль свою.

Но даже эту маленькую роль,

Коллеги отобрали, в этом соль,

И сделали на сердце ей больней,

Она осталась вовсе без ролей!

Старый артист

Старый артист, волшебник огня,

Раньше на сцене творил чудеса,

Зал восторгался, ревела толпа,

Ты покорял искусством сердца!

Сотни поклонниц, аншлаги, цветы,

Всё это было, всё это ты!

Но наступила иная пора,

Осень настала и юность ушла,

Мода в искусстве капризна, строга,

Ей нужны молодость и красота!

Старый артист головою поник,

Старой афиши он лист теребит,

В памяти Пушкин, Бальзак и Шекспир,

И роль последняя — король Лир.

Так же как Лир он покинут, забыт,

Бывший кумир на постели лежит,

Снится ему изумительный сон,

Будто он молод, красив и умён.

Но сны кончаются, кончилась жизнь,

Помните тех, кто был вами любим!

Когда артиста не снимают

Когда артиста не снимают,

Его тем самым убивают,

Ведь он актёр, ведь он герой,

На съёмки рвётся, словно в бой!

Но он унижен и забыт,

И заедает сразу быт,

И будут ли ещё снимать,

А деньги где, скажи, достать?

Забыты званья, ордена,

Другие в моде имена,

Но он не мелкий эгоист,

Его величество, артист!

Когда умирает актёр

Когда умирает актёр,

Тогда похвалы дружный хор,

Ах, как он снимался, играл,

Как зрителей он восхищал!

Вот лучшие роли в кино,

В театре служил он давно,

А рядом коллеги, друзья,

Убитая горем семья.

А кто же актёру мешал,

И роли ему не давал,

Завидовал, сплетничал, лгал,

И гибель его приближал?

Они притаились, молчат,

Как стая голодных волчат,

Теперь не качают права,

Но память актёра жива!

Владимиру Высоцкому — актёру и поэту

Актёр не может не играть,

Поэт не может не писать,

И словно волн игривых гладь,

Ложились строчки на тетрадь.

Когда актёр ещё и бард,

Таланту нужен быстрый старт,

Он взял гитару и запел,

Что за ночь написать успел.

Высоцкий сразу виден тут,

Таганка — вот его приют,

Любимов — главный режиссёр,

И здесь для творчества простор.

В нём столько страсти и огня,

Что поражаются друзья,

И популярность тоже есть,

Но не нужна поэту лесть.

И слава тоже не нужна,

Гитара скажет всё одна,

Он умер с правдой на устах,

И боль кипит в его стихах!

Памяти Владимира Высоцкого

Он сгорел, как огонь олимпийский,

И испоpтил весь пpаздник властям,

Был пpи жизни он им не подаpок,

Умер также, послав их к чертям!

Все мальчишки ему подpажали,

Те, кто мог на гитаpе игpать,

Он стоит, на гитаpе pаспятый,

Завещал говорить, не молчать!

Стpуны pвал он о жизни нелегкой,

На Таганке он Гамлетом был,

Глеб Жеглов в Говоpухинском фильме,

В «Двух товаpищах» белым служил.

Не имел он ни званий, ни пpемий,

Но аpтистом наpодным он был,

Окpуженный наpодной любовью,

Только слишком он мало прожил!

Я не веpю, что умеp Высоцкий,

Разве мог он так пpосто уйти,

На меня он глядит с кинофильма,

И замены ему не найти!

Актерам Таганки

Я мечтал быть актером Таганки,

Где когда-то Высоцкий играл,

Я стою на пустом полустанке,

Ожидаю того, что не ждал!

Я с Любимовым спорил о театре,

И конечно тот спор проиграл,

И в невидимых красках палитры,

Я случайно свой цвет угадал!

Прочитает стихи мне Филатов,

Золотухин балладу споет,

И на сцене появится Смехов,

Что по жизни с улыбкой идет!

Я достану билет на Таганку,

И сыграют спектакль мастера,

Пропоет мне куплеты шарманка,

Я заснуть не смогу до утра!

На смерть актера Андрея Болтнева

Ушел Андрей Болтнев,

Ушел без прописки,

Но в морге задержан был

Сталинским сыском.

Актера России вместе с бомжами,

Его даже мертвого не прописали!

Играл без прописки, ушел без прописки,

Прописан был в театре Новосибирском.

Кровавый тиран

В Мавзолее прописан,

И если бы смерть ему не помешала,

На кладбище нас бы ЧК прописала!

Пришел без прописки,

Ушел без прописки,

В столице пируют лишь сытые лица,

И куплена ими наша милиция.

Над нами глумятся,

Нас топчут ногами,

Здесь даже собаки

Живут с паспортами!

Мы преданы трижды

Своими властями!

Любил без прописки

И жил без прописки,

Навечно прописан он в театре Российском.

В толпе промелькнули вдруг светлые лица,

Любовь и Добро

Не знают прописки!

Памяти актёра

Александра Абдулова

Ему б ещё бы жить и жить,

Снимать кино, детей растить,

Дарить искусство много лет,

Но Небеса решили «Нет!»

Как тяжело людей терять,

Его мы будем вспоминать,

Он на экране, как живой,

Что не успел, унёс с собой!

Актёр и театра, и кино,

Вошёл к нам в дом уже давно,

Такой успешный, молодой,

Вдвоём с красавицей-женой!

Зачем так рано он ушёл,

Покой безвременно обрёл,

Как всё случилось, почему,

Известно Богу одному!

Памяти Нонны Мордюковой

Из жизни уходит

Большая актриса,

Угасла звездою,

Как ветвь кипариса.

Играла актриса

Великие роли,

И были премьеры,

Спектакли, гастроли.

Была Мордюкова

Народом любима,

Она уникальна

И неповторима!

Памяти актёра Михаила Козакова

Не стало Михаила Козакова,

Актёра незабвенного такого,

Немало снял прекрасных кинолент,

И это был его эксперимент.

Явлением стал театр Козакова,

На зрителей со сцены смотрит снова,

И кажется, ведёт он с ними спор,

Чудесный был актёр и режиссёр!

Уходит поколение великих,

Героев из годов шестидесятых,

Оставив нам спектакли и кино,

И больше не вернуть их всё равно.

Да, все мы смертны, это факт,

У пьесы жизни темп и такт,

Он не подвластен нам, увы,

Его законы таковы!

Памяти актёра Влада Галкина

Как уходил большой артист,

И как пополнил скорбный лист,

Уснул один в квартире,

Утратой больше в мире.

Его мы помним роли,

И был триумф, гастроли,

И взгляд из-за решётки,

Пронзительный и кроткий!

Скажи, каким он парнем был?

Не доиграл, не долюбил,

Он тонкий и ранимый,

Такой родной, любимый.

Не пережил он суд, развод,

И злых статеек хоровод,

И взлёты, и паденье,

Болезни и мученье.

Ему сказали: «Дебошир!

Зазнался сильно, командир!»

И вот ушёл он молодым,

И будет навсегда таким!

И Влада Галкина портрет,

Когда артиста больше нет,

Украшенный цветами,

Пусть остаётся с нами!

Актриса вышла замуж

Актриса вышла замуж,

Нормальное явление,

Для фоторепортёров

Предмет для изучения.

Кто стал её избранником,

Им очень интересно,

Об этом джентльмене,

Им мало что известно.

Ещё одно событие,

Актриса родила,

Для женщины нормально,

Беременной была.

Вопросы появились,

А кто его отец?

Она рассталась с мужем,

Их браку был конец.

И все эти события,

Отражены в журнале,

Чтоб наши обыватели

Об этом прочитали!

Если рубят вишнёвый сад

Если рубят вишнёвый сад,

Значит, дачу твою продали,

За бесценок она ушла,

Настоящей цены не дали.

И теперь бизнесмен крутой,

Разместит здесь свою машину,

Там, где цвёл твой вишнёвый сад,

Настоящий сидит мужчина!

Он напился уже и рад,

И от водки немного весел.

Что останется после нас?

Лишь от дерева пень да пепел!

В кино актриса снималась

В кино актриса снималась,

И роль ее ей удавалась,

И имя имела свое,

И зрители шли на нее!

И были призы и награды,

И были продюсеры рады,

Давали ей главную роль,

Играла и радость, и боль!

Но вот режиссер престарелый,

В интригах затейник умелый,

Нашел молодую замену,

Красотку привел ей на смену!

И все от нее отвернулись,

А перед маэстро прогнулись,

И больше ее не снимали,

И роли в кино не давали!

И сам себе он режиссёр

Поэт в стихах и сценарист,

И исполнитель, и артист,

И сам себе он режиссёр,

И самый строгий прокурор!

Он и редактор, и солист,

А иногда и пародист,

Когда портрет он пишет свой,

То сам смеётся над собой!

Забавный драматург

Писал он пьесу, словно Чехов,

Мешали разные помехи,

И часто главный режиссёр,

Сужает творческий простор!

Он пишет первую картину,

Один другому в челюсть двинул,

Какие страсти и накал,

Преступник пойман, но сбежал!

Два офицера перед дракой,

Они бретёры, забияки,

Как львы горячи и упрямы,

Столкнулись оба из-за дамы!

Два офицера на дуэли,

Затем с чужой женой в постели,

Был эротический момент,

Кто разрешил эксперимент?

Опять вмешался режиссёр:

«Здесь порнография, позор,

Поменьше секса и измен,

Не надо мне постельных сцен!»

Два офицера после схватки,

Он талантливы, но кратки,

Сказали только пару слов,

Они сражались за любовь!

Ружьё на сцене не стреляет,

Собака бегает, не лает,

И как озвучить лай собаки,

А храп героев после драки?

Устал от пьесы наш писатель,

Уснул, не выдержав, читатель,

Я до конца читал, не спал,

Какой достойный был финал!

Памяти А.П. Чехова

Сто лет, как умер Чехов,

Писатель, драматург,

Великий таганрожец

И врач, но не хирург!

Лечил больных бесплатно

И школы возводил,

И как романтик страстно

Актрису полюбил!

Но счастлив был недолго,

Болел он тяжело,

Ни климат, ни лекарство

Ему не помогло!

«Как скверно вы живете!»

Он людям говорил,

Великим гуманистом

В России Чехов был!

Мы смотрим его пьесы,

Расцвел вишневый сад,

Но память поколений

Дороже всех наград!

Доктору Чехову

К 150-летию великого писателя

Ну, здравствуй, доктор Чехов,

Покоя не нарушив,

С улыбкой доброй, милой,

Лечил ты наши души.

А те, кто ходит в театр,

Тот помнит твои пьесы,

Но те, что позабыли,

Не выбрались из леса.

Со своего портрета,

Ты не смотри так строго,

По улицам приморским,

Бродил по Таганрогу.

Лечи нас, доктор Чехов,

Сильнее скипидара,

Рождённые в неволе,

Мы вышли из футляра.

Сегодня отмечаешь,

Свой славный юбилей.

Народ ты наш, российский,

Будь счастлив, не болей!

Памяти Юрия Визбора

К 70-летию со дня рождения

Сегодня славный юбилей

Отметить мог бы Юрий Визбор,

Но с нами нет его давно,

Фортуна сделала свой выбор!

Актером был прекрасный бард

В эпоху полного застоя,

Но исчезал тлетворный смрад,

Услышав «Cолнышко лесное»!

Мы пели песни у костра,

Мы с ним мечтали о свободе,

О, сердцу милая сестра,

И стали ближе мы к природе!

Включаю я магнитофон,

И наш отряд похож на табор,

Мы подпеваем в унисон,

И автор песни Юрий Визбор!

Артист, обласканный Кремлём

Один поёт лишь рок, металл,

Другой пиар себе создал,

Где примадонны, короли,

В мир шоу-бизнеса пришли.

Кого бьют жёстко сапогом,

Другой, обласканный Кремлём,

Ему и звания, и слава,

И поощрения державы.

Попса для этих златогласых,

Они её толкают в массы,

А если голос стеклорез,

Его судьба как тёмный лес.

Какие звания у Цоя,

У Шевчука? Господь с тобою!

Кого вела вперёд свобода,

Для тех признание народа!

Разносторонний артист

Артист поёт, артист танцует,

Он и поэт, он и рисует,

Он пишет музыку к стихам,

Да, это всё он может сам!

Когда артист порой в ударе,

Он сам играет на гитаре,

Пока на сцене выступает,

Все остальные отдыхают!

Любовь или искусство?

Красавица актриса,

Блистательные роли,

Прелестная, как киса,

По всей стране гастроли.

Но вот в неё влюбился,

Гвардейский офицер,

Чуть с жизнью не простился,

Блестящий кавалер!

Ведь умная актриса,

Искала режиссёра,

Как сцена и кулиса,

Ждут первого актёра.

Любовь или искусство?

Важнее перспектива,

И погибает чувство,

Раз нет альтернативы!

Важнее всех искусств

Важнее всех искусств, пожалуй, цирк,

Вся жизнь сплошная клоунада,

И с болью нам даётся каждый шаг,

Почти совсем без шоколада.

Освоил ты искусство выживать,

И обходиться без поддержки,

Ты можешь на арену выходить,

И делать там короткие пробежки.

Цена искусства

Напишу-ка я картину

И продам за миллион,

Олигарх, который купит,

Поместит её в салон.

За балет или за пьесу

Много денег не дадут,

А цензура будет строгой,

И крамолу в них найдут.

На премьере новой песни

Будет только суета,

А поэт, что стих напишет,

Не получит ни черта!

О современном искусстве

Есть много путей

В современном искусстве,

Где есть и любовь,

И высокие чувства.

Простой обыватель

Живёт, как умеет,

Художник по-своему

Мир лицезреет.

Он в линиях видит

Стремление к Богу,

Он в поисках темы,

Находит дорогу.

Вы в каждом поступке

Находите фронду,

Он в Чёрном квадрате

Увидел Джоконду!

А я, что не ясно,

Осмыслить пытаюсь,

Когда не пойму,

То тогда улыбаюсь!

Феномены

В поп-культуре тут и там,
Возникают феномены,
Разных конкурсов вагон,
Где пекут героев сцены.
Раскрутили вдруг Тату,
Ни мелодии, ни текста,
Но повсюду эпотаж,
И кураж на тему секса!
У продюсеров в ходу
Бесфамильные певицы,
Будет легче их менять,
На фантом похожи лица!
Выпускает псевдозвезд,
Шоу-бизнес для прикола,
Держат все в своих руках
Пугачева и Киркоров!
Изгоняют всех подряд,
Кто не входит в их тусовку,
Так возник закрытый клан,
От искусства для массовки.
И осталась лишь попса,
Без традиций и культуры,
Фонограмщики везде,
И кругом одна халтура!

Скажи, что главное в искусстве?

Скажи, что главное в искусстве,

Кто больше в нём оставил след,

Бедняга, лирик простодушный,

Или напыщенный поэт?

Один талантлив, слишком скромен,

Другой — большой авторитет,

И вклад в искусство так огромен,

Что не прочесть за много лет!

Он славу и удачу любит,

Какой мужчина, сердцеед,

Смотри, он с девочками курит,

И импозантней в мире нет!

Нанёс огромный вклад в искусство,

Остался Пушкин позади,

И женщин он меняет быстро,

Почёт и слава впереди!

Где конкурс, там его победа,

В углу висит похвальный лист,

На телевидение беседа,

А с ним ведущий и артист!

Скажи, что главное в искусстве?

Кто видит таинство во всём?

Один сказал шестое чувство,

Узлы проблем рубить мечом!

Чем измеряем вклад в искусство,

Пока такой линейки нет,

Стихи выходят слишком шустро,

И скоро скажут, ты поэт!

Не может парусник без ветра

Нельзя артистом стать без театра,

Не может парусник без ветра,

Нельзя учёным стать без школы,

Как нападающим без гола.

Зачем тебе такая слава,

Где ты лишь функция в законе,

Сидишь в своём уютном кресле,

Молился, но не той иконе?

Скажи, а можно стать поэтом,

Без поэтической тусовки,

Где в миг становятся известным

Те, кто хитры и очень ловки?

Туалет для души

Вернулся к нам художник Кабаков,
В Америке он стал весьма известным,
Увенчанный он славой мировой,
Считается повсюду интересным!
Сработал он советский туалет,
Что раньше был в квартире коммунальной,
И не достать на выставку билет,
И очередь, как в кассе привокзальной!
И в Эрмитаже разместили туалет,
Как образец высокого искусства,
И восхищался Питерский бомонд,
Над тем, что в самом деле было пусто!
В искусстве я, наверное, профан,
Но те, кто разбирается в искусстве,
А может, голого мы славим короля,
Ведь истина не прячется в капусте!

В объятиях Морфея

Пришёл в театр драматург,

Не знал такого Петербург,

Кто его пьесу прочитал,

Тот непременно засыпал.

Заснули главный режиссёр,

Актёр, актриса и вахтёр,

Прочти такого корифея,

И ты в объятиях Морфея!

Они забыли обо всём,

Зато уснули сладким сном,

А может, пьесу применить,

Чтоб ей бессонницу лечить?

Памяти Людмилы Гурченко

Трудное детство,
Война, оккупация,
Годы прошли,
Прозвучала овация.
Девушка Люся,
Твои пять минут,
Люди с улыбкой
У ёлки поют!
Ты танцевала,
Кружилась и пела,
Публика фильмы,
Спектакли смотрела.
Фильм знаменитый,
«Вокзал для двоих»,
Не перечислить
Талантов твоих!
Гурченко Люда,
Актриса, певица,
И у людей
Просветляются лица!

Памяти актрисы Натальи Кустинской

05.04.1938 — 13.12.2012
Она была кинозвезда,
Была красива, молода,
Казалось, будет так всегда,
Её мужчины обожали,
И режиссёры приглашали.
Но годы счастья пролетели,
Она состарилась, болела,
Судьбой подверглась укоризне,
И муж, и сын ушли из жизни.
И горем женщина убита,
Лежит одна, совсем забыта,
Был фильм чудесный,
«Три плюс два»,
Теперь же двигалась едва.
Так жизнь безрадостно текла,
И вот актриса умерла,
Но хочется, чтоб без печали,
Актрису эту вспоминали.

Памяти режиссёра Петра Фоменко

(13 июля 1932, 9 августа 2012)
Когда уходит режиссёр,
Прощаний слышен дружный хор,
Он создал школу, воспитал,
Театр блистательный создал.
Но вот Фоменко больше нет,
Руководил он много лет,
Где новый лидер мастерской,
Да и найдётся ли такой?
Его талант — особый дар,
Хоть будет молод или стар,
Со стороны не пригласить,
Великих некем заменить!

Памяти актёра Валерия Золотухина

21.06.1941 — 30.03.2013
Ушёл Валерий Золотухин,
От рака люди мрут как мухи,
Когда бессильна медицина,
Какой талантливый мужчина!
Мы до конца не осознали,
Кого сейчас мы потеряли,
Актёр он был неповторимый,
В России многими любимый.
Актёра в театре уважали,
И роли сыгранные знали,
Он сам с Алтая, с полустанка.
Уходит старая Таганка.

Священнодейство

Погашен свет,
Идёт спектакль,
И началось священнодейство,
Шекспир и страшное злодейство,
И жизнь, и смерть,
Таков сюжет!
Упал поверженный злодей,
Кругом звучат аплодисменты,
Когда расставлены акценты,
Пощады нет для королей!

Рабочий сцены

Не каждый может стать актёром,
Танцором или режиссёром,
Хотя он был рабочим сцены,
Простой служитель Мельпомены,
Спектакль ставить помогал,
По сцене вещи он таскал.
Но вот однажды он споткнулся,
Упал, и шкаф перевернулся,
Играть спектакль не может граф,
Когда лежит на сцене шкаф,
Какие могут быть замены,
Сорвал спектакль рабочий сцены!
А зал шумел, гремел, гудел,
Но сделать что-то не сумел,
Какой конфуз, какой скандал,
Рабочий весь спектакль сорвал,
Так в жизни часто ведь бывает,
Что пешка ферзя убивает!

Кушать подано

Спектакль начался,
Сказали «Кушать подано»,
И зритель восхищён,
И все билеты проданы.
Заслуженный артист,
Роль эту исполняет,
Был в прошлом знаменит,
Но рад, что он играет.
Я тоже мог сказать
На сцене эту фразу,
Но кто мне разрешит,
Не выпустят ни разу!

Ружьё и кинжал

Ружьё висело на стене,
Кинжал дремал себе в чехле,
В спектакле это атрибут,
Актёры лишь сигнала ждут!
Но вот последовал сигнал,
Герой уже занёс кинжал,
Но грянул выстрел холостой,
И голос громко крикнул «Стой!».
Злодей смешон, он просто глуп,
Всё хорошо, не нужен труп,
Под «Браво, бис!» летят цветы,
Пора домой, проснись и ты!

Счастливый билет

Идёт кино форум,
Приехали мэтры,
И дуют им в спину
Попутные ветры.
У каждого мэтра
Есть модная спутница,
Она не звезда,
Но немного распутница.
А рядом о славе
Мечтают девчонки,
Чтоб выпал счастливый билетик
На съёмки.
Но путь в мир искусства,
Заветная цель,
Проходит сквозь взятки,
Интриги, постель.

Любовь в искусстве

Любовь на сцене театральной
Бывает редко натуральной,
Она от правды далека,
На жизнь похожая слегка.
Любовь в кино — игра на чувствах,
Одни фантазии в искусстве,
Она — придумка сценариста,
Как упражненье для артиста.
А в жизни всё куда сложнее,
Бьёт и по сердцу, и по шее,
Изводит часто молодца,
И без счастливого конца.

Был я в театре

Был я в театре, встретил там актрису,
На премьере пьесы побывал,
Заглянул случайно за кулисы,
И как будто в новый мир попал!
От актрисы глаз не отрываю,
Никогда прекрасней не видал,
Для себя я чудо открываю,
Все, что в этот вечер я узнал!
Тихо я шепчу слова молитвы,
И надежда возродится вновь,
И на сцене вижу я актрису,
И живет, поет моя любовь!

Нужна актёру похвала

Нужны театру имена,
Чтоб их узнала вся страна,
И пусть овации, цветы,
Театр не терпит пустоты.
Нужна актёру похвала,
И даже скромные дела,
Отметить надо, похвалить,
Нельзя актёров не любить!
Вот поднят занавес опять,
Он начал роль свою играть,
Партнёрше реплику сказал,
А в театре снова полный зал.

Ты ходишь в театр хоть иногда?

Ты ходишь в театр хоть иногда?
— Да что ты, некогда всегда.
А как же опера, балет?
— Иду с работы, сил уж нет!
Вот был недавно фестиваль.
— Ты что, читаешь мне мораль?
Нет, просто жизнь проходит мимо.
Была немая пантомима.

Раскрутка артиста

Раскрутить артиста,
Часто очень просто,
Это очень нужно,
Для его же роста.
Надо только деньги,
Правильно вложить,
И артист на сцене,
Будет долго жить.
Если он бездарен,
Спонсор вдруг найдётся,
Если же талантлив,
То и сам пробьётся.
Под фанеру песни,
Станет сладко петь,
Если не уснёте,
Будете смотреть!

Продюсер знает, в чём секрет

Один две строчки написал,
И сразу знаменит,
Другой три тысячи стихов,
В безвестности сидит.
Есть у неё один роман,
Читают все подряд,
Другая пишет книги в стол,
Кто знает, те молчат.
Один раскручен на ТВ,
Есть деньги и пиар,
Выходят книги и стихи,
Считает гонорар!
Нам говорят, что жизнь решит,
Кто гений, а кто нет,
Продюсер, знающий ответ,
Но он хранит секрет!
Уходят годы в никуда,
Фортуна не спешит,
Ищи продюсера себе,
И станешь знаменит!

Актриса ищет режиссёра

Актриса ищет режиссёра,
Сильней любовного партнёра,
Он новой пьесой удивит,
На роль её определит,
А без ролей она скучает,
Талант и годы зря теряет.
Да только как его найти?
Через постель к нему пойти?
Но это только ради дела,
Не жаль и собственного тела.
А вдруг он влюбится, тогда,
Роль обеспечена всегда!

Формула успеха

Простые слова о любви
Без секрета,
Их много не надо,
Всего три куплета,
И, кажется, парень
Похож на поэта!
Добавим гитару,
Всего три аккорда,
И мы видим барда
Весёлую морду!
И вот он на сцене,
Девчата танцуют,
И плача от счастья,
Артиста целуют!
Талант настоящий
В тени остаётся,
Над формулой этой
Лишь громко смеётся!

Глухой, слепой и немой

Глухой музыкант
Сочинил менуэт,
Слепой художник
Рисует портрет,
Немой поэт
Напишет сонет.
Потомки оценят
Спустя много лет,
Шедевры искусства
Они или нет.

Дотянись до звёзд

Дотянись до звёзд поэтов,
Ты узнаешь их секреты,
Дотянись до звёзд науки,
Ты хлебнёшь познаний муки.
Дотянись до звёзд искусства,
Оживут любовь и чувства,
Театральные спектакли,
Лечат души, словно капли.
Пусть орбиты звёзд сойдутся,
Пусть потоки грёз сольются,
До комет, что к нам несутся,
Ты не бойся дотянуться!

Артисту нередко бывает тесно в том даре, который отпущен ему с небес. Отыграв спектакль и что-то недосказав там, на публике, он сидит по ночам над листом бумаги. Но много ли общего между волчьим одиночеством поэта и публичным существованием актера, в чем специфика этой необычайно популярной некогда субкультуры, которую впору назвать арт-поэзией, и куда делись последнее время артисты, пишущие стихи…

Не шей ты мне, матушка, красный сарафан

Склонность древних к лицедейству хорошо известна, но мы пройдем мимо таких поэтов, как император Нерон, и, перемахнув через времена, лишь попутно коснемся имени Шекспира, актерские качества которого (как и его биография) тают в лондонском тумане. Мы сразу же пойдем к родным осинам.

Что мы там услышим? Гитару. Да, да, господа, — «вольнолюбивую гитару» (Мандельштам). Сей достославный инструмент любил волю тем более, что с его помощью чуть не первым на Руси — в начале XIX века — выплескивал душу сын вольноотпущенника, артист Малого театра Николай Цыганов. Он побродяжил по Волге, понаслушался разбойничьих песен и всяких других, поназаписал их во множестве — издавать не думал, рано умер, в 34 года, и все, что успел, — поиграть на саратовских подмостках, потом в Москве, посочинять песен, попеть их под гитару, даже напечатать кое-что и неисповедимым песенным путем растечься по Родине, так что она, Родина, подумала, что это она сама все это сочинила и спела. И была недалека от истины.

Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан,
Не входи, родимушка,
Попусту в изъян!..

Песню о сарафане поют на музыку Варламова, собственные мелодии Цыганова утрачены, но сочинял он под гитару, и именно поэта Цыганова некоторые ценители ставили выше другого поэта — барона Дельвига, тоже писавшего песни, и считали прямым предшественником Кольцова. По-человечески, в быту он был, что называется, душой компании, преданным служителем Бахуса, но по-русски: слишком.

Ах, спасибо же тебе,
Синему кувшину,
Разгулял бы ты мою
Горькую кручину!

Отчасти, вероятно, помимо холеры, тогда прокосившей Москву, разгул стал причиной его преждевременного сгорания. Тоже традиция.

Гитара подобна палочке-выручалочке. От Цыганова до Высоцкого, описав достаточно большой исторический круг, она не выходила из рук артиста-поэта. Мы не хотим сказать, что гитара — нечто компенсаторное, вывозящее на себе неполноценный текст. Разумеется, бывает и так. Но тот факт, что именно гитара чаще всего сопровождает артиста, когда он вступает на поприще стиха, выявляет именно это свойство артистической натуры вообще: помочь стиху чем-то со стороны — аккордом, жестом, мимикой, движением, голосом, интонирующим слово в отрыве от бумаги, а порой — и от авторского замысла (когда актер исполняет не свое). По правде говоря, стих не нуждается в помощи.

Эхо Серебряного века

В поэме о Блоке Во мрак и в пустоту поэт Николай Стефанович (подробнее о нем поговорим ниже) писал:

Он это сердце, как окно,
Вдруг распахнул в такую пропасть,
Где страхом все ослеплено.

Именно так. Эпоха Блока была прелюдией ко всему тому, что произошло с Россией в ХХ веке. Но в нашем разговоре вот что важно (воспроизведем трюизм): эта же эпоха была расцветом русской культуры, ее Серебряным веком, в том числе — взлетом театра. Шире — сценического искусства вообще. И театр неизбежно пересекся с поэзией. Тот же Блок — почетный гражданин кулис, с головой ушедший в драматургию. Одновременно издаются типично масскультовские сборники Чтец-декламатор: солидные томики на глянцевитой бумаге. Самуил Маршак назвал их «бально-эстрадными».

В начале века стихи писали чуть не все. Это было пандемией. Ну, допустим, Любови Дмитриевне Блок — мейерхольдовской актрисе — увернуться от этого дела попросту было невозможно по очевидной причине. Но артист (имярек) и поэт (имярек) двигались навстречу друг другу неумолимо, вплоть до полной слиянности. Михаил Кузмин пел свои стихи на свою музыку. Вертинский пел и себя, и других, но чаще всего хитом становилось стопроцентно свое: Лиловый негр или Мадам, уже падают листья. Маяковский пошел на драматическую сцену (трагедия Владимир Маяковский), на эстраду и в синематограф. Северянин давал поэзоконцерты. Первые постреволюционные годы отнюдь не сразу поставили крест на проклятом прошлом. Вот свидетельство аполитичного Михаила Кузмина: «Подобное увлечение стихотворством почти сравнялось с театральной эпидемией, при которой одно время в Петербурге число играющих граждан превосходило количество неиграющих» (1922). Качалов — несколько позже — декламировал других, классиков в основном, и свое пописывал тож.

«Пописывал» — сказано мягко. Его стихи «на случай» представляли собой длинные полотна, полнокровно эпические. На сорокалетний юбилей Ивана Москвина была изготовлена и продекламирована поэма. Качалов подробно описал весь творческий путь старого друга. Несравненное бархатистое рокотание было исполнено дружеской прямоты:

«Потел наш Ваня, лез из кожи —
Чтоб страшным быть, и делал рожи
Трагических актеров, все же
Все это не было похоже
На немца, старика, отца.
У Вани, робкого юнца,
Тут явно не хватало сил,
И он Моора провалил.

Конечно же это домашняя поэзия, для своих, без претензий на печать и поэтические регалии. Заметим, поэма о Москвине несколько отдает «гавриилиадой» Ильфа и Петрова:

Служил Гаврила хлебопеком,
Гаврила булки выпекал…

На именинах Станиславского, которому ученики-соратники вручили подарочную трость, Качалов читал свой комментарий к происходящему:

Свети же нам! Веди нас к свету,
Веди, зови, буди, гони! Не по секрету,
А вслух скажу, что палка нам нужна.
Под палку просится актерская спина.

Отменная самоирония, однако.

Меж Мельпоменой и Эвтерпой

Разница между этими двумя типами творчества — волчьим одиночеством поэта и публичным существованием актера — обнаруживается в трезвых признаниях Валентина Гафта: «Свои сочинения ни в коем случае не могу назвать стихами. Это короткие этюды, упражнения на фантазию, на внимание. И начиналось это все как игра. Я просил давать мне слова, ощущая потребность сочинять на заданную тему. Безусловно, за этим стояло какое-то настроение, состояние души, если хотите, и, конечно, определенный взгляд на вещи. Это близко к актерской профессии, дает возможность погрузиться в самого себя, отыскать и почувствовать ощущения, связанные с тем или иным предметом». Гафт говорит о близости, а на самом деле — о разнице.

Актер в писании стихов видит лабораторию и отдушину. Поэт — нечто иное: «священную жертву» (Пушкин). Актер ясно видит своего читателя, а чаще всего — слушателя: это прежде всего коллеги, близкий народ, собранный, как водится, за столом. У поэта — «провиденциальный собеседник» (Мандельштам). Поэзия «не читки требует с актера, / а полной гибели всерьез» (Пастернак этими словами сказал о старости, но в данном случае она синонимична поэзии).

гитара подобна палочке- выручалочке. описав достаточно большой исторический круг, она не выходила из рук артиста-поэта

Поразительное дело. Артист, пишущий стихи, чаще всего крайне скромен, если не смирен пред ликом поэтической музы. Если Мельпомене он порой (нечасто) дерзит, то с Эвтерпой тушуется, склоняет главу, словно бормоча под сурдинку: не шей ты мне, матушка, красный сарафан. Тот же Высоцкий — это общеизвестно — испытывал непреодолимый пиетет к профессиональным стихотворцам, чья популярность в народе была ничтожна в сравнении с его собственной. Культ печатного слова непреоборим. По крайней мере, так было.

Впору говорить об арт-поэзии — определен ной субкультуре, пограничной по существу. Родовая печать сцены невытравима. Ярчайшая индивидуальность Высоцкого не мешала ему петь что-то из Галича — Бродский же, исполняющий на своих выступлениях, скажем, стихи Ахмадулиной, непредставим. Как ни странно, арт-поэт лишен неискоренимого авторского эгоцентризма.

Однако же он есть — соблазн ухода в стихописание вплоть до разрыва с накатанной колеей профессии. Олег Даль, по воспоминаниям его собеседников, чаще всего где-нибудь на выезде, в провинции, не раз заговаривал на сей счет. Разумеется, тут была усталость от работы, поиски выхода в иное пространство жизни вообще. Может быть, по большей мере — усталость от самого себя. Даль писал о себе как о «неудобном человеке», это был гамлетовский вариант самосознания. В стихах Даля слышится что-то похожее на раннего Маяковского, а порой и очень похожее: «Солнце будет висеть Одиноким и раненым глазом (Я одинок, как последний глаз / у идущего к слепым человека!» — Маяковский), да и женат он был, между прочим, на внучке знаменитого литературоведа Эйхенбаума, современника Маяковского. Дело ограничилось томлением духа.

Какая-то дивная песня
Звучит и звучит.
И бьется о стены.
Так и будет всегда?
Так и будет всегда?

Выход из безвыходности был найден, и это нам, увы, хорошо известно.

Поэзия versus перформанс

Скажем — опять — о гибельности самой стези поэта. Вряд ли в профессиональных артистических кругах знают и помнят имя Михаила Дидусенко, актера вильнюсского ТЮЗа. Он ушел из театра довольно рано и — навсегда. По жизни Дидусенко был бомж в прямом смысле этого слова, после Прибалтики обретался в Питере, поскитался по Москве, а кончил свои дни под Москвой, в поселке с диссонансным для его натуры и судьбы именем — Расторгуево, под крылом некоей пожилой дамы, собутыльницы и поклонницы. Случай Кавалерова? Не совсем, это другой случай.

Это был поэт Божией милостью. Красив, обаятелен, образован, нищ и пропащ. В стихах — виртуоз. Мастерство Дидусенко особого свойства. Это реакция на нечеловеческую форму существования. На ее грязь, вшивость, вонь, общий смрад окаянности. Ночуя где-то под мостом или на Арбате, постелив газетку, он кладет голову на замусоленный томище — это словарь Даля или, допустим, Библия. Ну как тут не сочинить очередной сонет?

И грянул барабан. Вступили вслед за ним
Шошан, Шушан-Эдуф, Аламоф, Шошаним
и прочий инструмент Давидовой Псалтири.
В арбатский переход, как паводок в залом,
течет Москвы река, ее 8-й псалом,
что, дескать, человек владычествует в мире.

Вот так он и владычествует. Одно из стихотворений Дидусенко заканчивается так:

зубастый лошадиный Пригов
пытался переписывать, бывало,
отсюда тайны бытия…
Пытался, да.

То есть — не получилось. Отчего же сказано так резко? Конфликт миропониманий, точнее — стихопониманий. Дмитрий Александрович Пригов декларировал жест, а не текст. Себя называл деятелем культуры, не поэтом как таковым. Его поле — перформанс. Тут он был как минимум ни с кем не сравним. Его исполнение первой строфы пушкинского Онегина было подлинным спектаклем, истошным пением мантры с неразличимыми словами, криком кикиморы. Слово тонуло в актерстве, стих пропадал, целью было что-то иное, не поэзия.

Можно ли так? Можно. А почему бы и нет? Генезис очевиден. Ролан Быков признавался: ища тексты для своего скомороха (у Тарковского), он уперся в невозможность членораздельного произнесения сих шедевров неформальной лексики. То, что он выделывает в фильме, — чистейший перформанс, в приговском духе. Быков писал стихи с детства, и порой это получалось вполне на уровне. Нет, это правда ведь неплохо:

Покуда пролетарии всех стран
к объединенью странному стремились,
Бездарности всех стран объединились
В сплоченный мир бандитов и мещан.
Бездарность лютая идет по белу свету —
Спасенья нету!

Не исключено, что именно эту идею он упрятал в невнятноисступленное, на захлебе и хохотке, бормотание своего несчастного персонажа.

Актерское прошлое сказывалось и на поэтах, безвозвратно ушедших в стихописание. Выдающийся пример тому — Павел Антокольский. Дело не в декламации, репрезентуемой старым поэтом на каждой читке своих вещей. Дело в самих вещах, проникнутых особой артикуляцией, дикцией сугубо актерской. Он еще не порвал со сценой, когда написал Санкюлота, и этот шедевр — чистый образец сценического искусства, вживания в роль, в образ, далекий от автогероя:

Мать моя — колдунья или шлюха,
А отец — какой-то старый граф.
До его сиятельного слуха
Не дошло, как, юбку разодрав
На пеленки, две осенних ночи
Выла мать, родив меня во рву.
Даже дождь был мало озабочен
И плевал на то, что я живу.

Это истинные, большие стихи, но вот что характерно: драматическая поэма Робеспьер и Горгона — на ту же тему — не стала фактом драматургии, завоевавшей театр. Не оттого ли, что самой поэзии в ней больше, чем надо сцене?

Старая коллизия. Блок не стал репертуарным драматургом. Кошмаром блоковской жизни оказался отказ Станиславского ставить его Розу и Крест.

О том и речь. Есть какая-то — разделительная — черта между этими видами творчества. Она проходит и внутри актерского стихотворчества. Арт-поэт, как правило, изначально нацелен на сценический показ своего детища. Несомненный поэт Леонид Филатов создал своего Федота-стрельца, блестящую сказку в высококлассных стихах, прежде всего для сцены. Спектакли про Федота прокатились по всей стране. Лучшим из них стал — наверняка — сыгранный самим автором. По крайней мере — самым резонансным. Стоит заглянуть в Сеть, чтобы в этом убедиться. Федот поныне востребован. Цитаты из него не меркнут.

Ну и ушлый вы народ —
Ажно оторопь берет!
Всяк другого мнит уродом,
Несмотря, что сам урод.

Но вот что любопытней всего, пожалуй. В 2000 году, на 1 февраля, в сетевом хитпараде Библиотеки Максима Мошкова (это опрос-голосование) филатовская вещь заняла третью позицию, после Маленького принца и Мастера и Маргариты, оставив за собой Венедикта Ерофеева и Пелевина. Заметим, это — библиотека, то есть литература, а не театр. Пролетело десять нулевых лет. Нулевой счет, как кажется, и в игре между поэзией и театром, артистом и поэтом. Артистическая среда не выдвинула никого, равного Филатову-поэту.

Гришковец? Из другой оперы.

Русский Гамлет

Зато продолжает свою деятельность Владимир Рецептер. Охватить ипостаси Рецептера сложно — актер, поэт, филолог, режиссер, прозаик, драматург, он в первую голову все-таки актер, и его поэзия — тот редкий случай, когда в стихах совершенно профессионального уровня четко явлена фигура именно артиста: жизнь артиста, интересы артиста, переживания артиста, театральная карьера, весь внутренний мир человека, принадлежащего сцене. Все это покрывается глубоким ощущением оторванности от своей среды — Рецептер называет себя отщепенцем. Мартинсон, Товстоногов, Юрский и Тенякова — немногие люди театра попадают в его стихи. Там больше Гамлета, Моцарта или Пушкина. Там Ахматова либо литкритик Рассадин. Там такой расклад: «Зачем же мой Гамлет двоился, страдал?, Я был одной семидесятой / команды золотой, Господа пушкинисты, я — с вами, / хоть не ваш и, пожалуй, ничей». Один из последних вопросов: «Была ли нужна тебе слава? / Была… Ну и на хрен сдалась?!». Изначально и пожизненно — гамлетизм отечественного производства.

Русский Гамлет — в сущности, знак, символ, отдельно-цельное понятие. На Руси их было и есть предостаточно — от императора Павла и Боратынского до Высоцкого и Рецептера. Блок в юности, на дому, играл Гамлета, и это самоощущение пронизало всю его поэзию, то есть по-настоящему он исполнил эту роль средствами стиха. Когда Элиот говорил о том, что главная проблема Гамлета состоит в слабости самой пьесы, он, естественно, не мог учесть проклятых вопросов русской жизни.

Отечественная идефикс на театре — сыграть Гамлета — целиком экстраполируется на артпоэзию. Раздвоенность личности, неутоленность, недовоплощенность, гаснущая жажда цельности.

Артист Театра им. Вахтангова Николай Стефанович в 41-мгоду попал под фугасную бомбу, угодившую в театр, чудом уцелел, был найден в развалинах, испытал необратимое потрясение, со сценой по инвалидности покончил, стал переводчиком зарубежной поэзии. Его оригинальное творчество сделалось достоянием читателя лишь посмертно. Поэтом он был недюжинным. Его поддерживали Пастернак и Слуцкий.

Сейчас я немощен и стар,
Но, как и прежде, у балкона
Повис задумчивый комар
На нитке собственного звона.
И то же все до мелочей,
До каждой трещины на блюдце,
Когда я слышу: Мальчик, эй!,
Я не могу не оглянуться.

Вечный мальчик? Да. Но дело обстояло куда хуже.

Я ужасом охвачен непосильным,
Бесформенным и черным, как провал…

Вся его поэтическая жизнь ушла на преодоление онтологического ужаса, увенчавшись множеством настоящих стихотворений и трех поэм, пронизанных мистико-религиозными переживаниями. Они опубликованы. Но лишь когда началась печатная судьба этого поэта, обнаружилось то, о чем бродили еще прижизненные толки: Стефанович — до войны, до бомбы — испытал свой первый, пожизненный ужас, вылившийся в донос на тот круг молодых московских интеллигентов, в котором обретался он сам. В 37-мбыл суд, Стефанович выступил в качестве главного свидетеля обвинения, невинных людей осудили, среди них — поэты Татьяна Ануфриева и Даниил Жуковский. Затем, в 47-м,он сдал Даниила Андреева, по делу которого село двадцать человек, получив сроки от 10 до 25 лет. Чудовищную роль преподнесла ему драматургия свирепых времен.

русский гамлет, в сущности, отдельно-цельное понятие. на руси их было предостаточно — от императора павла до высоцкого

Усвоив пафос корифеев

Настаивать на термине — «арт-поэзия» — мы не будем. Но явление существует. Более того, оно шире, чем артист, пишущий стихи, и стихи, написанные артистом. Поэтические произведения, ставшие спектаклями; концерты чтецов; даже выступления поэтов, прибегающих к арсеналу сценического искусства: Евтушенко в частности. Любимовские Антимиры с участием Вознесенского.

В этой связи надо особо сказать о 60-х,о той поре, когда началось и пошло далее во времени второе — после Серебряного века — пришествие поэзии на театр. Классика — Шекспир или Пушкин — само собой, Брехт — тоже, но речь о современной поэзии, когда тот же Любимов и его последователи по всей стране показывают зрителю постановки на основе современной поэзии, включая творчество поэтов-фронтовиков. Или, независимо от Таганки, превосходную вещь Семена Кирсанова Сказание про царя Макса-Емельяна (нынче переписанную-перепоставленную Марком Розовским). Тогда-то и возникает чуть не в массовом порядке этот творческий тип: артист, пишущий стихи. Арт-поэт, если хотите. Большинство имен в нашем, скажем прямо, весьма пестром разговоре — оттуда, из той эпохи.

общество обходится без нравственной доминанты — времени не нужен мессия. и в этом причина невостребованности поэта-внутри-артиста

Стилистика той эпохи один к одному перешла в стихи Сергея Юрского. Он, в противовес Рецептеру, будучи той же «одной семидесятой золотой команды» БДТ, стремится прочь от театральной тематики, но его выдают обмолвки: «Я так себя вел, будто все это очень обычно. Привычно. / Это маска». Написано в молодости, и это видно: сам строй речи — тот, от рубежа 50-60-х. Вот эта ритмика, эта рифмовка:

У соседей мурлыкало радио,
на перчатках следы от пудры
я подумал: чего ради
я проснусь завтра утром?

Слышна здесь и некая общепитерская интонация, вряд ли определимая. С тех пор написано немало стихов, рука Юрского набита, ибо еще в молодости сказано: «Я вновь и вновь пишу стихи». Но именно те, молодые стихи до сих пор дышат живым чувством вхождения в жизнь и любовь: у него много о любви. Объекты те же: женщина, театр и поэзия. Последняя — нечто отдельное: масса чтецких программ.

Новые поэты60-хи последующих десятилетий, усвоив пафос корифеев декламации, шли во многом от противного. На сцене стало больше живой речи, порой не ладящей с речевым аппаратом.

Оставим за скобками тот факт, что эстрадная поэзия — исторически обусловленная отрасль стихотворства, несшая функцию во многом внепоэтическую, связанную с отсутствием в стране других публичных форм духовно-интеллектуальной деятельности. Но эта форма творчества мощно повлияла на такое понимание поэзии миллионами людей, которое сказывается поныне и, может быть, является одной из причин нынешнего недопонимания между поэзией и театром.

Выше сказано: явление существует. А так ли? В смысле ретро — да. «Все это было, было, было» (Блок). В смысле будущего — возможно. В текущем времени — ноль, зеро, пустая сцена, на которую не выскакивает артист, с гитарой или без, дабы обрушить на зал сокровища параллельного дарования. На похоронах Высоцкого происходило следующее:

И на равных в то утро
У Таганских ворот
Академик и урка
Представляли народ
(Л. Филатов).

Немыслимая ситуация в наши дни, когда все перепуталось, но академик и урка принципиально несводимы. Общество атомизируется, узко специализируется, обходится без нравственной доминанты — времени не нужен мессия. И в этом причина невостребованности поэта-внутри-артиста. Тот поэт спит, он лишний. Сегодняшний актер не испытывает позыва к спасению человечества. А человечество нынче и не ждет от сцены ничего такого. Знаками безвозвратно ушедшей эпохи кажутся сегодня строки Ахмадулиной, посвященные Высоцкому: «Дай, Театр, доиграть благородный сюжет, / бледноликий партер повергающий в ужас». Вышеупомянутый спящий поэт, может быть, и пробудился бы, кабы хоть одним глазком увидал сей «бледноликий партер». Но такого партера нет. Сон продолжается, и он глубок.

Артисты встречали гостей, выразительно декламировали стихотворения любимых авторов Сакена Сейфуллина, Ильяса Жансугурова и Беимбета Майлина, юбилей которых отмечается в этом году, а также пели песни и танцевали. Многие из лирических произведений были посвящены бескрайней казахстанской степи и воспевали любовь к родной стране. Авторами идеи оригинальной постановки выступили режиссер Бекпулат Парманов и актриса Людмила Крючкова. По словам Бекпулата Парманова, театр часто обращается к истокам казахской литературы и драматургии, несмотря на то, что это переводной материал. Композиция была поделена на несколько блоков относительно творчества известных казахстанских писателей и поэтов.

«Байтерек» входит в число популярных достопримечательностей, которые часто посещают жители и гости столицы, туристы из разных стран. Мы хотели поздравить казахстанцев с праздником и в очередной раз показать публике, насколько проникновенны и трогательны поэзия и музыка у казахского народа. В процессе подготовки мы рассмотрели большое количество произведений, часто советовались с актерами. Важно, чтобы исполнитель пропустил поэзию через свое сердце. Стихи выбирали тщательно, чтобы наше видение совпало со взглядами актеров», — сказал режиссер.

Молодой актер Алкуат Тулеметов признался, что изучение творчества известных отечественных писателей непременно прививает патриотические чувства. Начинающему артисту также понадобились сила воображения и поддержка публики, чтобы передать образы, заложенные в стихотворении «Поэт» Сакена Сейфуллина. Когда он декламировал стих, то представлял поэта Мукагали Макатаева, степных красавиц, отважных батыров. Во время представления в исполнении Алкуата Тулеметова прозвучала песня Абая «Желсіз түнде жарық ай», переведенная на анг­лийский язык Дорианом Роттенбергом.

«Перевод знаменитой композиции Абая случайно обнаружил в интернете. Когда впервые спел песню, то понял, что смысл песни и красота мелодии обрели новые грани. Тем более, завораживающие виды «Байтерека» не могут не вдохновить на творческие подвиги. На этой необычной площадке было очень приятно и комфорт­но выступать, зрители тепло встретили и искренне радовались», — сказал актер.

Искусство театра очень близко по сути поэтическому искусству. И там, и там (пусть и разными способами) выражаются эмоции. И театр, и поэзия волнуют души, цепляют за живое, передают искренние чувства. И здорово вдвойне, когда театр говорит о поэзии, а поэзия — о театре!

Представляем самые интересные стихи о театре на сайте «Мир театра»: каждая строчка пропитана любовью к театральному искусству.

Геннадий Толузаков. ТЕАТР

Поднят занавес над сценою,
И ты к чуду вновь готов,
Здесь все самое бесценное,
Здесь сокровище веков.

Мир страстей, кипящих искренне,
В этом зале всех нас ждет,
Зажигая души искрами
И растапливая лед.

И опять волчком закружатся
Зло, добро, и враг, и друг,
Театр — это праздник юности,
Праздник творчества и мук.

Здесь и горестно и радостно,
Здесь и райский сад и ад.
От всего, что сердцу тягостно,
Он очистить душу рад,

Здесь сердца актеров искрами
Рассыпаются для всех,
Театр — это прежде искренность,
Это слезы, это смех.

Настроение хорошее
В этом зале вновь нас ждет,
Унося с мгновенье в прошлое
И на сотни лет вперед.

Поднят занавес над сценою,
И ты к чуду вновь готов,
Театр, спасибо за бесценное,
За надежду и любовь.

И над этим храмом мудрости
Пусть всегда горит звезда,
Здесь душа не знает скупости,
Твой поклонник навсегда.

Александр Новопашин. ТЕАТР.

Потушен свет, ушли актёры,
И за безмолвием кулис
Шагов растает эхо скоро
С аплодисментами на бис.
Лишь бархатные спинки кресел,
Расправив плечи наконец,
Мерцают благодарным светом
Волненья зрительских сердец.

Галина Бестужева. С ДНЕМ ТЕАТРА!

Театр
Зал рукоплещет, ропщет, свищет,
Он и поклонник, и судья.
Актер на сцене — принц и нищий,
Где жизнь чужая, где своя?
Все в этом дивном закулисье
Чудесным образом сплелось:
Что было дальним, стало близким,
О чем мечталось, то сбылось.
Разбег от радости до злости,
О, жизнь, спрессованная в миг!
О, театральные подмостки!
Я ваш бессрочный ученик.
Когда из сумрачного мира
Я выхожу под рампы свет,
То жизнь мне кажется сатирой,
Правдивей сцены правды нет.
И вновь прекрасна Клеопатра,
Вновь сказку дарит Берендей —
Бессмертна магия театра,
И браво, браво, лицедей!

Галина Лифанова. УСТАВШИЙ ТЕАТР.

ЗАнавес сценический блещет, что берилл,
Театр от жара зрителей к полУночи остыл.
На сцене, чисто убранной, вздыхает реквизит,
Танцует ветер в ярусах и пОверху сквозит.

Костюмы театральные висят на этажах,
Они рождали образы на чудо-мастерах.
Спит яма оркестровая, вздыхает, чуть дыша,
Театра подуставшего загрезилась душа!

Марина Попенова. ТЕАТР.

Софитов яркий свет и гул аплодисментов,
Цветы и крики » БИС» из зала невзначай,
«Ведь это всё любви приятные моменты»,
Так написал поэт, ты это замечай.

Актёрская игра — не блажь и не причуда,
Дан этот дар не всем, не станем забывать.
Спускаются слова с небес — из ниоткуда:
Трагедию иль фарс ты должен отыграть.

А до спектакля есть хотя б минут немного?
И реплику суфлёр негромко подаёт…
Талант ведь не пустяк, он нам даётся Богом
И тело, и душа вновь просятся в полёт!

Габдулла Тукай. ТЕАТР.

Театр- и зрелище и школа для народа,
Будить сердца людей- вот в чем его природа!
На путь неправедный он не дает свернуть,
Он к свету нас ведет, открыв нам правый путь. .

Волнуя и смеша, он заставляет снова
Обдумать прошлое и смысл пережитого.
На сцене увидав правдивый облик свой,
Смеяться будешь ты иль плакать над собой.

Узнаешь: жизнь твоя светла иль непроглядна,
Вот это верно в ней, а это в ней неладно.
Развить захочешь ты достойные черты —
Так новой мудростью обогатишься ты. .

И если ты хорош — то только лучше станешь,
А если ты дикарь — из темноты воспрянешь.
В театре рангов нет, в нем так заведено:
Ты господин иль раб — театру все равно! .

Он чист и величав, влечет он к светлым весям,
Свободен и широк, он свят и независим.
Он — благонравья храм, он- знания дворец.
Наставник для умов, целитель для сердец. .

Но следует ему блюсти одно условье:
Родной народ учить с терпеньем и с любовью,
И с древа мудрости срывать тогда лишь плод,
Когда он красоту и зрелость обретет. .

Маргарита Алигер. ЗА КУЛИСАМИ.

Идет спектакль,-
испытанное судно,
покинув берег, в плаванье идет.
Бесповоротно, слаженно и трудно,
весь — действие,
весь — точность,
весь — расчет,
идет корабль.
Поскрипывают снасти.
Идет корабль, полотнами шурша.
Встает актер, почти летя от счастья,
почти морскими ветрами дыша.
Пускай под гримом он в потоках пота,
пускай порой вздыхает о земле,
ведет корабль железная работа,
и он — матрос на этом корабле.
Он должен рассмешить и опечалить,
в чужие души истину вдохнуть,
поспорить с бурей, к берегу причалить
и стаю чаек с берега спугнуть!

Галина Юдина. ТЕАТР.

Театр! Мой смысл, затерянный в пространстве,
Манящий души, словно в мир иной,
Увековечен в клоунском убранстве,
Сокрытый плюша мёртвой тишиной.
Лишь отголоском пробудившей веры
м И эхом таинства, и шелестом кулис
Заставил в невозможное поверить
И музой Гения над миром вознестись.
Театр! Мой Бог, моё святое бремя —
Возможность жить, творить и созидать.
Пронзил века, пространство он и время,
Чтоб править бал и миром управлять.
Там запах слёз и счастья, и страданий,
Там боль и страх, рыдания и смех,
Там, затаив в волнении дыханье,
По праву ждёт заслуженный успех.
Оваций бурных верная награда
За тяжкий труд, за пот и кровь порой.
За жизнь и смерть, от рая и до ада —
Отмечен путь блистательной игрой.
Театр! Мой мир, введя в свои покои,
В свой храм добра, надежды и любви,
От груза дней прошедших успокоит
И от недуга будней исцелит.

Леонид Филатов. КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР.

Сверкающий очечками лукаво, —
Пред самым входом в кукольный театр —
Нас встретит добродушный папа Карло,
Наговорит приветственных тирад.

Как водится, предложит нам раздеться,
И скажет: «Постарели?. Не беда!..
Сегодня вы вернулись в ваше детство,
И пусть сегодня будет, как тогда.

Оставьте здесь гаеты и окурки,
И сплетни о житейских пустяках..
(Старик великолепен в новой куртке
И в полосатых радужных чулках!..)

Берите все, что видите, на веру,
Выдайте вслух и радуйтесь взахлеб,
А жизненного опыта химеру
На этот случай сдайте в гардероб!..»

Он все смешает — годы, дни и числа,
Он всех омолодит в один момент
И будет счастлив тем, что получился
Крамольно-озорной эксперимент.

Потом, как в детстве, радостен и светел,
Растает он в волшебном далеке…
Как в детстве… Но тогда я не заметил
Заштопанную дырку на чулке…

Марк Вейцман. СПЕКТАКЛЬ.

Шёл наш спектакль в обычном ритме.
Я роль свою всю ночь долбил.
И вдруг забыл, что говорить мне.
Но что мне делать, – не забыл.

Я молча шёл лесной тропою,
Встречал врага, стрелял в упор,
И чтобы быть самим собою,
Совсем не нужен был суфлёр.

Мне текст забытый не простили.
Но дело было на войне.
И зал, когда меня убили,
Заплакал всё же обо мне.

Осип Мандельштам. ЧУТЬ МЕРЦАЕТ ПРИЗРАЧНАЯ СЦЕНА…

Чуть мерцает призрачная сцена,
Хоры слабые теней,
Захлестнула шелком Мельпомена
Окна храмины своей.
Черным табором стоят кареты,
На дворе мороз трещит,
Все космато — люди и предметы,
И горячий снег хрустит.

Понемногу челядь разбирает
Шуб медвежьих вороха.
В суматохе бабочка летает.
Розу кутают в меха.
Модной пестряди кружки и мошки,
Театральный легкий жар,
А на улице мигают плошки
И тяжелый валит пар.

Кучера измаялись от крика,
И храпит и дышит тьма.
Ничего, голубка Эвридика,
Что у нас студеная зима.
Слаще пенья итальянской речи
Для меня родной язык,
Ибо в нем таинственно лепечет
Чужеземных арф родник.

Пахнет дымом бедная овчина,
От сугроба улица черна.
Из блаженного, певучего притина
К нам летит бессмертная весна.
Чтобы вечно ария звучала:
«Ты вернешься на зеленые луга»,—
И живая ласточка упала
На горячие снега.

Константин Бальмонт. КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР.

Я в кукольном театре. Предо мной,
Как тени от качающихся веток,
Исполненные прелестью двойной,

Меняются толпы марионеток.
Их каждый взгляд рассчитанно-правдив,
Их каждый шаг правдоподобно-меток.

Чувствительность проворством заменив,
Они полны немого обаянья,
Их modus operandi прозорлив.

Понявши все изящество молчанья,
Они играют в жизнь, в мечту, в любовь,
Без воплей, без стихов, и без вещанья,

Убитые, встают немедля вновь,
Так веселы и вместе с тем бездушны,
За родину не проливают кровь.

Художественным замыслам послушны,
Осуществляют формулы страстей,
К добру и злу, как боги, равнодушны.

Перед толпой зевающих людей,
Исполненных звериного веселья,
Смеется в каждой кукле Чародей.

Любовь людей — отравленное зелье,
Стремленья их — верченье колеса,
Их мудрость — тошнотворное похмелье.

Их мненья — лай рассерженного пса,
Заразная их дружба истерична,
Узка земля их, низки небеса.

А здесь — как все удобно и прилично,
Какая в смене смыслов быстрота,
Как жизнь и смерть мелькают гармонично!

Но что всего важнее, как черта,
Достойная быть правилом навеки,
Вся цель их действий — только красота.

Свободные от тягостной опеки
Того, чему мы все подчинены,
Безмолвные они «сверхчеловеки».

В волшебном царстве мертвой тишины
Один лишь голос высшего решенья
Бесстрастно истолковывает сны.

Все зримое — игра воображенья,
Различность многогранности одной,
В несчетный раз — повторность отраженья.

Смущенное жестокой тишиной,
Которой нет начала, нет предела,
Сознанье сны роняет пеленой.

Обман души, прикрытый тканью тела,
Картинный переменчивый туман,
Свободный жить — до грани передела.

Святой Антоний, Гамлет, Дон Жуан,
Макбет, Ромео, Фауст — привиденья,
Которым всем удел единый дан:—

Путями страсти, мысли, заблужденья,
Изображать бесчисленность идей,
Калейдоскоп цветистого хотенья.

Святой, мудрец, безумец, и злодей,
Равно должны играть в пределах клетки,
И представлять животных и людей.

Для кукол — куклы, все — марионетки,
Театр в театре, сложный сон во сне,
Мы с Дьяволом и Роком — однолетки.

И что же? Он, глядящий в тишине,
На то, что создал он в усладу зренья,
Он счастлив? Он блаженствует вполне?

Он полон блеска, смеха, и презренья?