«Все тихо, просто было в ней…» (Татьяна Ларина в авторской оценке)
Образ Татьяны, созданный Пушкиным в романе «Евгений Онегин», имеет не меньшее значение, чем образ главного героя, Онегина.
Пушкин все время подчеркивает отсутствие в Татьяне черт, которыми постоянно наделяли своих героинь авторы классических, сентиментальных и романтических произведений: поэтическое имя, необычайная красота… Татьяны.
Пушкин посвящает описанию Ольги всего несколько строк, тем самым сразу заявляя, что, несмотря на внешнюю привлекательность, его глубокая симпатия и любовь принадлежат другой героине — Татьяне. Ее он описывает просто, ничего не приукрашивая:
Ни красотой сестры своей,
Ни свежестью ее румяной
Не привлекла б она очей.
Это же подчеркивается в последней главе, где мы видим Татьяну уже знатной петербургской дамой, «равнодушною княгиней, неприступною богиней роскошной, царственной Невы», «законодательницей зал». Пушкин снова напоминает:
Никто б не мог ее прекрасной
Назвать…
И в то же время она, сидя за столом рядом с «блестящей Ниной Веронскою», знаменитой петербургской красавицей, ничем не уступала ей, «беспечной прелестью мила».
Пушкин нарочно дает своей героине необычное в тогдашних романах простонародное имя—Татьяна. Пушкин сам указывает на необычность такого «грубого» имени для героини романа:
Ее сестра звалась Татьяна…
Впервые именем таким
Страницы нежные романа
Мы своевольно освятим.
Татьяна растет молчаливой, неласковой девочкой, которая всевозможным играм с подругами предпочитает одиночество. Любознательная, пытливая, она старается понять все окружающее и свою собственную душу и, не находя ответов на свои вопросы у старших, ищет их в книгах, к которым она пристрастилась с самого детства и которым безраздельно верила.
Неудивительно, что увидев в первый раз Онегина, так непохожего на всех знакомых ей молодых людей, провинциальных помещиков или офицеров, Татьяна сразу же приняла его за героя любимых романов.
Ее любовь так чиста и безыскусна, что она решается написать и послать Онегину свое наивно-трогательное и поэтическое любовное признание. Эта простодушная и доверчивая исповедь способна тронуть даже самое черствое сердце, поэтому сухое и резкое объяснение Онегина, его пренебрежительное отношение к ее любви является для Татьяны полной неожиданностью.
Все надежды Татьяны рушатся сами собой. После убийства Ленского на дуэли Онегин уезжает из деревни. Татьяна понимает, что
Она его не будет видеть,
Она должна в нем ненавидеть
Убийцу брата своего…
Но она продолжает любить Онегина. Теперь ей все становится безразличным и неинтересным. Татьяну везут в Москву, но и там она скучает и тоскует. Даже попав в первый раз на настоящий столичный бал, она не чувствует никакой радости.
Татьяна не создана для такой жизни: клевета, сплетни, пустые разговоры. Мать хочет выдать Татьяну замуж за какого-то важного генерала, князя. Она сначала сопротивляется, но потом соглашается, так как счастье кажется ей уже невозможным. Татьяна становится светской дамой. Но счастлива ли она?
Когда Татьяна убеждается в искренней любви Онегина, она понимает, что счастье было очень близко.
Татьяна — женщина, сильная духом. Пушкин знал, видел вокруг себя таких женщин. Таковы были жены декабристов, добровольно отправившиеся за своими мужьями в ссылку, на жизнь, полную лишений и страданий. И причиной этого была не только любовь, но и сознание своего долга по отношению к близкому им человеку. Тип такой русской женщины и описал Пушкин в своем романе.
ОНЕГИН (про себя).
И здесь мне скучно!
Блеск и суета большого света не рассеют
Вечной томительной тоски!
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов,
До двадцати шести годов,
Томясь бездействием досуга,
без службы, без жены, без дел;
Себя занять я не сумел.
Мной овладело беспокойство,
Охота к перемене мест,
Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест!
Оставил я свои селенья,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ко мне являлась каждый день!
Я начал странствия без цели
Доступный чувству одному…
И что ж? К несчастью моему
И странствия мне надоели!
Я возвратился и попал,
Как Чацкий, с корабля на бал!
Гости танцуют экосез. Онегин отходит в сторону. На него обращают внимание. Входит князь Гремин под руку с Татьяной.
ГОСТИ. Княгиня Гремина! Смотрите! Смотрите!
Гости почтительно расступаются перед Греминым и Татьяной.
ГРУППА МУЖЧИН. Которая?
ДРУГАЯ ГРУППА. Сюда взгляните!
ДАМЫ. Вот та, что села у стола.
МУЖЧИНЫ. Беспечной прелестью мила!
ОНЕГИН (вглядываясь в Татьяну, про себя)
Ужель Татьяна?.. Точно!.. Нет!
Как! Из глуши степных селений?!
Не может быть… Не может быть…
И как проста, как величава,
Как небрежна!..
Царицей кажется она!
(Онегин отводит в сторону Гремина).
ТАТЬЯНА (гостям).
Скажите, кто это?.. Там с мужем?
Не разгляжу.
ГОСТИ.
Чудак придворный,
Печальный, странный сумасброд.
В чужих краях он был… И вот,
Вернулся к нам теперь Онегин!
ТАТЬЯНА. Евгений?
ГОСТИ. Он известен вам?
ТАТЬЯНА
Сосед он по деревне нам.
(Про себя.) О, Боже! помоги мне скрыть,
Души ужасное волненье…
ОНЕГИН (Гремину).
Скажи мне, князь, не знаешь ты,
Кто там в малиновом берете
С послом испанским говорит?
ГРЕМИН.
Ага, давно ж ты не был в свете!
Постой, тебя представлю я.
ОНЕГИН. Да кто ж она?
ГРЕМИН. Жена моя!
ОНЕГИН.
Так ты женат? Не знал я ране!
Давно ли?
ГРЕМИН. Около двух лет.
ОНЕГИН. На ком?
ГРЕМИН. На Лариной…
ОНЕГИН. Татьяне!
ГРЕМИН. Ты ей знаком?
ОНЕГИН. Я им сосед!
ГРЕМИН
Любви все возрасты покорны,
Ее порывы благотворны
И юноше в расцвете лет
Едва увидевшему свет,
И закаленному судьбой
Бойцу с седою головой!
Онегин, я скрывать не стану,
Безумно я люблю Татьяну!
Тоскливо жизнь моя текла;
Она явилась и зажгла,
Как солнца луч среди ненастья,
Мне жизнь и молодость,
Да, молодость и счастье!
Среди лукавых, малодушных,
Шальных, балованных детей,
Злодеев и смешных и скучных,
Тупых, привязчивых судей,
Среди кокеток богомольных,
Среди холопьев добровольных,
Среди вседневных модных сцен,
Учтивых ласковых измен,
Среди холодных приговоров
Жестокосердой суеты,
Среди досадной пустоты
Расчетов, дум и разговоров,
Она блистает, как звезда
Во мраке ночи, в небе чистом
И мне является всегда
В сиянье ангела, в сиянье ангела лучистом.
Любви все возрасты покорны,
Ее порывы благотворны
И юноше в расцвете лет
Едва увидевшему свет,
И закаленному судьбой
Бойцу с седою головой!
Онегин, я скрывать не стану,
Безумно я люблю Татьяну!
Тоскливо жизнь моя текла;
Она явилась и зажгла,
Как солнца луч среди ненастья,
И жизнь, и молодость,
Да, молодость и счастье!
И жизнь, и молодость, и счастье!
Итак, пойдем, тебя представлю я.
Гремин подводит Онегина к Татьяне.
21. Сцена и ариозо Онегина, экосез.
ГРЕМИН (Татьяне).
Мой друг, позволь тебе представить
Родню и друга моего,
Онегина!
Онегин кланяется.
ТАТЬЯНА (Онегину).
Я очень рада.
Встречались прежде с вами мы!
ОНЕГИН. В деревне, да… давно.
ТАТЬЯНА. Откуда? Уж не из наших ли сторон?
ОНЕГИН.
О нет!
Из дальних странствий я возвратился.
ТАТЬЯНА. И давно?
ОНЕГИН. Сегодня.
ТАТЬЯНА (Гремину). Друг мой, устала я!
Татьяна уходит, опираясь на руку Гремина. Онегин провожает ее глазами.
ОНЕГИН. (про себя).
Ужель та самая Татьяна,
Которой я наедине,
В глухой, далекой стороне
В благом пылу нравоученья,
Читал когда-то наставленья?
Та девочка, которой я
Пренебрегал в смиренной доле?
Ужели то она была
Так равнодушна, так смела?
Но что со мной? Я как во сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада, суетность иль вновь,
Забота юности – любовь?
Увы, сомненья нет, влюблен я,
Влюблен, как мальчик, полный страсти юной.
Пускай погибну я, но прежде
Я в ослепительной надежде
Вкушу волшебный яд желаний,
Упьюсь несбыточной мечтой!
Везде, везде он предо мной,
Образ желанный, дорогой!
Везде, везде он предо мною!
Онегин быстро уходит. Гости танцуют экосез.
— Зачем же так неблагосклонно
Вы отзываетесь о нем?
За то ль, что мы неугомонно
Хлопочем, судим обо всем,
Что пылких душ неосторожность
Самолюбивую ничтожность
Иль оскорбляет, иль смешит,
Что ум, любя простор, теснит,
Что слишком часто разговоры
Принять мы рады за дела,
Что глупость ветрена и зла,
Что важным людям важны вздоры
И что посредственность одна
Нам по плечу и не странна?
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N. N. прекрасный человек.
Но грустно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Несносно видеть пред собою
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь, как на обряд,
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.
Предметом став суждений шумных,
Несносно (согласитесь в том)
Между людей благоразумных
Прослыть притворным чудаком,
Или печальным сумасбродом,
Иль сатаническим уродом,
Иль даже демоном моим.
Онегин (вновь займуся им),
Убив на поединке друга,
Дожив без цели, без трудов
До двадцати шести годов,
Томясь в бездействии досуга
Без службы, без жены, без дел,
Ничем заняться не умел.
Всё тот же ль он иль усмирился?Иль корчит так же чудака?Скажите, чем он возвратился?Что нам представит он пока?Чем ныне явится? Мельмотом,Космополитом, патриотом,Гарольдом, квакером, ханжой,Иль маской щегольнет иной,Иль просто будет добрый малой,Как вы да я, как целый свет?По крайней мере мой совет:Отстать от моды обветшалой.Довольно он морочил свет…— Знаком он вам? — И да и нет.— Зачем же так неблагосклонноВы отзываетесь о нем?За то ль, что мы неугомонноХлопочем, судим обо всем,Что пылких душ неосторожностьСамолюбивую ничтожностьИль оскорбляет, иль смешит,Что ум, любя простор, теснит,Что слишком часто разговорыПринять мы рады за дела,Что глупость ветрена и зла,Что важным людям важны вздоры,И что посредственность однаНам по плечу и не странна?Блажен, кто смолоду был молод,Блажен, кто вовремя созрел,Кто постепенно жизни холодС летами вытерпеть умел;Кто странным снам не предавался,Кто черни светской не чуждался,Кто в двадцать лет был франт иль хват,А в тридцать выгодно женат;Кто в пятьдесят освободилсяОт частных и других долгов,Кто славы, денег и чиновСпокойно в очередь добился,О ком твердили целый век:N. N. прекрасный человек.Но грустно думать, что напрасноБыла нам молодость дана,Что изменяли ей всечасно,Что обманула нас она;Что наши лучшие желанья,Что наши свежие мечтаньяИстлели быстрой чередой,Как листья осенью гнилой.Несносно видеть пред собоюОдних обедов длинный ряд,Глядеть на жизнь как на обрядИ вслед за чинною толпоюИдти, не разделяя с нейНи общих мнений, ни страстей.Предметом став суждений шумных,Несносно (согласитесь в том)Между людей благоразумныхПрослыть притворным чудаком,Или печальным сумасбродом,Иль сатаническим уродом,Иль даже демоном моим.Онегин (вновь займуся им),Убив на поединке друга,Дожив без цели, без трудовДо двадцати шести годов,Томясь в бездействии досугаБез службы, без жены, без дел,Ничем заняться не умел.Им овладело беспокойство,Охота к перемене мест(Весьма мучительное свойство,Немногих добровольный крест).Оставил он свое селенье,Лесов и нив уединенье,Где окровавленная теньЕму являлась каждый день,И начал странствия без цели,Доступный чувству одному;И путешествия ему,Как всё на свете, надоели;Он возвратился и попал,Как Чацкий, с корабля на бал.Но вот толпа заколебалась,По зале шепот пробежал…К хозяйке дама приближалась,За нею важный генерал.Она была нетороплива,Не холодна, не говорлива,Без взора наглого для всех,Без притязаний на успех,Без этих маленьких ужимок,Без подражательных затей…Всё тихо, просто было в ней,Она казалась верный снимокDu comme il faut… (Шишков, прости:Не знаю, как перевести.)К ней дамы подвигались ближе;Старушки улыбались ей;Мужчины кланялися ниже,Ловили взор ее очей;Девицы проходили тишеПред ней по зале; и всех вышеИ нос и плечи подымалВошедший с нею генерал.Никто б не мог ее прекраснойНазвать; но с головы до ногНикто бы в ней найти не могТого, что модой самовластнойВ высоком лондонском кругуЗовется vulgar75. (Не могу…Люблю я очень это слово,Но не могу перевести;Оно у нас покамест ново,И вряд ли быть ему в чести.Оно б годилось в эпиграмме…)Но обращаюсь к нашей даме.Беспечной прелестью мила,Она сидела у столаС блестящей Ниной Воронскою,Сей Клеопатрою Невы;И верно б согласились вы,Что Нина мраморной красоюЗатмить соседку не могла,Хоть ослепительна была.вернуться
