Прости сынок

Мама, столько обид между нами,
Порой, не передать словами
Всю тягость глупой вины…
Хочу, чтоб мы были дружны,
Ошибки свои признавали
И больше их не повторяли.
Прощения прошу у тебя,
Любимая мама моя!

Ты прости меня, мама-мамуля,
Не сердись, ведь тебя так люблю я!
У тебя я прошу прощенья,
Ну, прими же мои извиненья!
Постарайся, родная не злиться,
Ведь с тобой я хочу помириться.
Ты обижена, понимаю!
Извини меня, дорогая.

Мамочка, мамуля дорогая,
Ты прости меня опять, моя родная!
Знаю, как на сердце тяжело.
Но и мне, поверь сейчас, тоже нелегко!
Ты прости за все меня, зла ты не держи!
И улыбочку свою снова подари.
Будем дальше мы дружить, пусть пройдут года,
И никто мне не заменит, мамочка, тебя!

Ты прости меня, милая мама,
Ты прости мне мои слова,
От обиды душа пострадала,
Я же знаю, как любишь меня.
Как не спишь иногда ты ночами,
Как заботишься ты обо мне,
Ты поверь мне, я не специально,
Извинения шлю я тебе.
Я люблю тебя, больше не буду,
Огорчать я мамуля тебя,
И отныне следить за словами,
Буду я, поверь мне, всегда.

Не молчи, скажи хоть слово,
Отругай в конце концов!
Ведь душе моей тоскливо
Не услышать мамы слов.
Покажи, что ты простила,
Вновь со мной заговори,
Ведь вина меня загрызла
Словно крыса изнутри.
Жду словечка я от мамы
Хоть какого, хоть о чём,
И от страха не дождаться
Слёзы катятся ручьём.

Мамочка моя любимая, ты самая добрая моя.
Прошу сегодня извинения за все, что натворила я.
Поверь, что сильно сожалею о том, что нагрубила я тебе.
Готова все отдать на свете, лишь только ты простила б мне.
Тебя всегда любить я буду, хоть ранить иногда могу.
Моя родимая на свете, я больше всех тебя люблю!

Прости, мне стыдно за себя,
И трудно высказать слова.
Ты знаешь, я люблю тебя,
Ведь ты же мамочка моя!
Прошу скорей, меня пойми,
Обиды все мои прости.
С души ты камень отвали,
И мне улыбку подари!

Ты прости мне все обиды, мама.
Извини, что ссоримся порой.
Что бывает грубо и упрямо
Иногда веду себя с тобой.
Мне ведь нет на свете лучше друга,
Ты мне самый близкий человек,
Мы всегда с тобой поймем друг друга,
Так давай помиримся навек!

Моя ты мамочка, родная, дорогая,
Дала однажды мне ты жизнь мою.
Всегда меня прощала, понимала,
Пойми и в этот раз опять молю!
Склоняюсь пред тобой я на колени,
Прилягу на любимое плечо.
Услышу я твое сердцебиение,
Почувствую твое ко мне тепло!
Ты извини меня, хорошая, родная,
Прости за боль и колкие слова!
Я не могу смотреть на все твои страдания,
Ведь больше жизни я люблю тебя!

Мама, прошу я меня извинить.
Боль не желая тебе причинить,
Я беспокойство порой приношу,
Но не грустить очень сильно прошу!
Я постараюсь послушнее стать,
Больше тебя, мама, не огорчать.
Чтоб улыбалась, веселой была,
Вся твоя грусть непременно прошла!

Я тебя очень, очень люблю,
И извиниться я мама хочу,
За ту обиду, плохие слова,
За то, что страдала из-за меня!
Ты извини, я не со зла,
Я всей душой обожаю тебя,
Прошу, ты прощение мне подари,
Мои ошибки, родная прости!


«Сына мать качала: «Баюшки — баю,
Вырастешь, сыночек, помни мать свою…»
Ласточкина Надежда
Она к двери с опаской подошла,
Дрожащею рукой перекрестилась.
«А, может, рано я опять пришла?
Вдруг спят… да попаду ишшо в немилость…»
Хотела дотянуться до звонка,
Но руку отняла… Достав иконку,
Молитву прочитала за сынка,
И потихоньку… отошла в сторонку.
Присела на ступеньку… «погодить».
«Пущай поспят… не буду торопиться…
Забыла, жаль, водицы прихватить,
Глоточек бы сейчас…. с моей криницы…»
Достала фотографию мальца,
Погладила морщинистой рукою…
«Как ты, сынок, похож здесь на отца…
Жаль, он ушёл, не взяв меня с собою…»
Задумалась, а мысли-пули вновь
Её умчали вдаль, в село родное,
Где повстречала первую любовь…
Сгубило мужа времечко лихое…
Невольно задремала… Только вдруг
За плечи кто-то взял… Чужие лица…
«Бабуля, почему сидите тут?
Вам плохо? Так ведь можно простудиться…»
«Нет, нет… спасибо… я пришла к сынку,
Да, видно, дома нет… вот дожидаю…»
«А я — соседка, и одна живу,
Ко мне пойдёмте, я налью Вам чаю…»
Старушке приподняться помогла.
Вдруг… дверь в квартире сына отворилась.
Нарядный, с кейсом вышел…
???
«Ну, дела!..
Опять ты, мама, без звонка явилась…»
«Прости, сынок… Откуда ж мне звонить?
Соскучилась… Увидеть захотела…»
«Увииидеть…
Как теперь с тобою быть?
Жена с детьми на море улетела,
А я спешу… Машина ждёт… Прости.
Домой сегодня я вернусь едва ли…
Пойдём, поймаю я тебе такси,
Вот деньги, перекусишь на вокзале…
Мать, я прошу, не надо приезжать…»
«Сынок, мы даже не поговорили…»
«Приеду сам…»
«Я так устала ждать…»
«Садись в такси…
Всё, хватит, погрустили…»
Вагон… Сидит старушка у окна…
Слезинки на щеках… Стучат колёса.
«Не знаешь, сын, как горько мне… Одна…
Прости, опять явилася без спроса…»
… Приехала под вечер… Побрела
Вновь на погост, присела у могилы…
«Возьми с собой, Егорушка, меня…
Как мне б сейчас с тобой спокойно было…»
Благодарю автора за плейкаст «Берегите матерей»

Просить прощения

Восемнадцатилетний Робин долго раздумывал. Он хотел попросить помощи у отца. Он чувствовал, что больше не выдержит. Обращаться к отцу было тяжело, но он больше не мог это выносить. Все началось тогда, когда он вступил в подростковый возраст. Ему нужно было сосчитать про себя до десяти всякий раз перед тем, как выйти из дома, чтобы по дороге с ним ничего не случилось. Потом навязчивые состояния усугубились, и его жизнь превратилась в череду навязчивых мыслей и ритуалов. Ему все время приходилось составлять замысловатые ряды чисел и ходить по определенным улицам, придерживаясь определенного порядка. Он должен был проверять все, что ни делал, по десять раз. Все предметы в его комнате должны были стоять на определенных местах. Одним словом, его будни состояли из навязчивых ритуалов, от которых он не мог избавиться. Робин понимал, что это какое-то безумие, но при этом смертельно боялся того, что может произойти, если он перестанет «страховать» себя последовательностью чисел и определенным порядком вещей.

Больше всего его выматывало, что все это приходилось скрывать. Никто не знал о его навязчивых состояниях – ни друзья, ни отец, с которым он жил с тех пор, как мама ушла несколько лет назад. Робин научился скрывать свои проблемы, но это давалось ему все тяжелее и тяжелее. Он чувствовал растущее одиночество и не представлял, как жить после окончания школы. До этого момента оставалось всего несколько месяцев.

Робин прекрасно знал, что с ним происходит, поскольку нашел в Сети массу информации о неврозе навязчивых состояний. Он также читал о том, что это лечится, но не представлял, куда обратиться за помощью. Он пришел к выводу, что его единственный шанс – поговорить с отцом. Робин очень боялся этого разговора, поскольку знал, что папа негативно настроен по отношению к психологам и всему такому. Однако папа был его единственной возможностью выбраться из проблем и, конечно, хотел ему помочь.

Однажды вечером в пасхальные каникулы Робин набрался храбрости и сказал: «Пап… Я тут кое о чем подумал. Это, конечно, бред, но…» Папа выжидающе смотрел на сына: «Ты что-то натворил?» – «Нет, не совсем, но я не знаю… Но я… в общем, у меня обсессивное расстройство. Ну, знаешь, мне нужно считать и все такое, все время! Я вынужден просить о помощи…» Робин весь сжался после того, как произнес вслух слова «обсессивное расстройство», но дело было сделано.

Несколько секунд стояла гробовая тишина, а потом последовала реакция папы: «Какого черта? Хочешь сказать, что я стану платить тысячи крон какому-нибудь придурку, потому что тебе «нужно все время считать”? Это бабские проблемы! Как раз такие были у твоей матери. Заканчивай с этим. Соберись, я больше ничего не хочу об этом слышать». Папа вышел из дома. Робин замер. Он боялся того, что папа будет расстроен или разочарован, но не ожидал, что его самого выругают. Он считал, что самым сложным будет высказаться. Робин пошел в свою комнату, запер дверь и лег в кровать, совершенно оцепенев. «Один. Я совсем один, я с этим не справлюсь», – думал он.

Папа чувствовал тотальную безысходность. Он понятия не имел, что ему с этим делать. Конечно, он догадывался, что что-то не так, но надеялся на то, что все пройдет само собой. То, что мальчику нужно обращаться к психологу или к кому-то подобному, было просто-напросто позором. «Робин ни в чем не нуждается», – думал папа.

Шли дни. Робин сидел в своей комнате, папа – в гостиной, они ели по отдельности и с самого признания мальчика не разговаривали друг с другом. Как-то вечером папа включил телевизор и, как ни странно, наткнулся на программу о неврозе навязчивых состояний. Папа не отрываясь смотрел передачу и впитывал все, о чем там говорилось. Той ночью он лежал без сна и думал. Он вдруг осознал, что у сына, по всей видимости, серьезная проблема и что он как отец обязан что-то предпринять, чтобы помочь мальчику. Его гнев и ожесточенность трансформировались в некую форму любопытства и сострадания, он должен был больше узнать об этой пресловутой навязчивости…

На следующий день отец постучал в дверь комнаты Робина. Оттуда не раздавалось ни звука. Папа попробовал открыть дверь и убедился в том, что она заперта. «Он, конечно, меня слышит», – подумал папа и заговорил через дверь: «Эй, Робин, я много думал и хочу перед тобой извиниться. Я не должен был сердиться, я беру свои слова назад. Ты мог бы выйти, чтобы мы все обсудили?» Папа слышал, что Робин ворочается в кровати, и на всякий случай повторил сказанное, только громче.

Немного погодя он услышал, как Робин отпер дверь. Но мальчик не вышел из комнаты. Папа воспринял это как приглашение и зашел в комнату сына. Он сел рядом с Робином на край кровати и рассказал о передаче. Ему это далось нелегко, и голос его немного дрожал, но он знал, что Робин слушает. «Сейчас для меня самое важное – извиниться перед тобой. Прости, что я тебя отругал. Это ужасно. Я хочу помочь тебе справиться с этой проблемой, Робин. Как бы там ни было, я ведь твой отец». Произнося последнюю фразу, папа хотел взять сына за руку, но мальчик расплакался и выбежал из комнаты в гостиную. Папа выбежал вслед за ним, не зная толком, как себя вести, и повторил: «Прости меня». Робин плакал долго и сильно, папа тоже не сдержал слезы. Робин больше не чувствовал себя одиноким.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Читать книгу целиком
Поделитесь на страничке

Авторы Произведения Рецензии Поиск Магазин Вход для авторов О портале Стихи.ру Проза.ру

Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

«Мужчин вокруг меня было множество — просто табуны. Но я чувствовала себя абсолютно одинокой. Отношения в жанре «Мы странно встретились и странно разойдемся». Разве это жизнь? Только когда у меня появились дети, я избавилась от одиночества» Фото: Филипп Гончаров. На Ларисе пиджак Marina Rinaldi

— Сын тоже экспериментировал с внешностью?

— У Георгия есть татуировки, но он их начал бить уже во взрослой жизни, в 19 лет. И, кстати, первая была с моим именем: латинскими буквами «Лара». А у мужа татуировка на плече — мой портрет.

— А почему Георгий выбил слово «Лара», а не «мама»?

— Но ведь Георгий у меня — грузин. У них так принято — обращаться ко всем по имени. Он отца своего (сценариста и актера Каху Толор­даву. — Прим. ред.) Кахой зовет. Мою маму — Альбиной, вторую, грузинскую бабушку — Далей, и Игоря, который его с шести лет воспитывал и который ему как отец, — Игорем. А уж как я его просила меня мамой называть! И в конце концов уговорила. Помню, мы с Георгием, ему тогда лет семь было, оказались где-то на рынке, и вдруг он в первый раз мне сказал: «Мама». Я бросила сумки в грязь, опустилась на колени, чуть не кричала от радости: «Да! Я — мама! Пожалуйста, зови меня так. Георгий, понимаешь, меня все зовут Лара, и только один человек на земле меня может называть мамой — это ты…» (Лельки тогда еще не было.)

Я вообще — «резко континентальная». Либо падаю на колени со словами: «О Боже, благодарю Тебя, что Ты мне дал таких детей», либо говорю им какие-то жесткие вещи, а потом сама себя страшно ругаю. Всегда разговаривала со своими детьми как с ровесниками. А это же неправильно! С Георгием, когда он был маленький, я выясняла отношения так, будто он мне муж. Ему, допустим, лет десять, а я, за что-то на него рассердившись, ухожу в свою комнату, рыдаю, бросаюсь на кровать, а он идет за мной, садится на краешек… Я говорю: «Все, я не хочу тебя слушать». И убегаю в ванную, а он стоит там под дверью и просит: «Мама, открой». Словом, страсти бушевали. Сейчас я понимаю — я очень виновата. Хоть руки никогда не распускала, но была несдержанна на язык и, боюсь, ранила сына сильно. Он же был всего лишь мальчик, ребенок, зачем я к нему с такими требованиями? Дорого бы я сейчас дала за то, чтобы у Георгия в некоторых местах стерлась память…

— Но он простил вас?

— Говорит, что простил. Но иногда что-то у него такое проскакивает. И это единственное, что не дает мне сегодня быть абсолютно счастливой. Потому что я сама себя грызу. Не было ночи, чтобы я не вспоминала и не просила мысленно у сына прощения. Как, например, я его одного отправила в парикмахерскую в девять лет, а потом мне не понравилась стрижка, и я закатила такой скандал! Господи. Из-за волос, которые все равно же отрастут… Девятилетнему мальчику… Как же теперь об этом жалею…

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *