Стихи о восточной женщине

Великий поэт Востока Низами (ок. 1141—ок. 1209) всю жизнь провел в старинном азербайджанском городе Гяндже. Любовью к жене, белокожей половчанке Аппак, вдохновлены как поэмы Низами, так и его малые лирические стихотворения. В последних как бы звучит отголосок жарких монологов и посланий, которых так много в поэме «Лейли и Меджнун». Любовь как источник нравственного обновления; любовь, неотделимая от человеческого достоинства; любовь, которая неизмеримо выше сухого рассудка, несовместима с суетой, и в конечном счете оказывается сильнее страха и небытия — вот лики любви, которые являет нам лирика бессмертного гянджинца.
1 Гнет страсти мне в сердце — ведь сердце мишень — вошел. Мой крик в небеса, сквозь лазурную сень, вошел. Нет, мне не забыть ноготка на руке твоей! Нож в сердце мое — мучить милой не лень — вошел. Что толку скрывать в этом мире любовь к тебе! В тот мир уж давно слух о ней, словно тень, вошел. Мой дух за тобой с караваном хотел брести. Да снова в свой дом — за ступенью в ступень — вошел. Ты молвила: «Низами, я приду». Спеши! Судьбою назначенный, в горницу день вошел. 2 Я полюбил тебя. Куда теперь шагнуть? Путь праведный избрать или позорный путь? Пока жива душа, живешь в моей душе. А если мне не быть, то ты на свете будь. Из-за любви со мной враждуют города. Раз не прощаешь ты, простит ли кто-нибудь? С протянутой рукой твой локон стерегу. Забытого бежать и презирать забудь. О, пусть никто, как я, не будет без тебя! Не я проник к тебе: тоска проникла в грудь. 3 Спеши, о спеши, без тебя умираю! Мне помощь подай, — без нее пропадаю! В крови мое сердце, стенаю в разлуке: Свиданья! Тоска! Часа встречи не знаю. Уж раз ремесло твое — быть музыкантшей, Я звуков высоких и низких желаю. Ты луки бровей не натягивай грозно — Скорее стрелу посылай! Ожидаю. Ты знаешь, что жить без тебя я не в силах. Ты жизнь мою хочешь, бери же — бросаю! Я вижу: удачи я жаждал напрасно, — Я вздохом последним тебя призываю. Тебе Низами отдает свою душу, Прими — как страдания я принимаю. 4 Скорбь моя благословенна, вечно по тебе она. Эта скорбь за все отрады мне не будет отдана. Скорбь моя веселья лучше. Что на это молвишь ты? «Лучше бьешь ты, чем ласкаешь». Эта речь и мне странна. Я тебе служу покорно, хоть служить и права нет. Ты же мне помочь не хочешь, хоть вся власть тебе дана. Без речей ты мне сказала: «Жди свидания со мной». Может быть, не в этой жизни? Здесь надежда не видна. Как вместить иную в сердце? Место в сердце — для тебя. Кто с тобою схож? Ответь мне. С кем ты схожа? Ты — одна! 5 Я всю ночь не сплю, мечтаю: будь хоть ночь со мною ты. Не захочешь — снова сердце наградишь тоскою ты. Ты других ласкаешь нежно, и глаза твои — нарцисс, На мою звезду посмотришь колкою травою ты. Дружбой хвастаешься дерзко с тысячью врагов моих И меня стыдишь пред ними, о созданье злое, ты. Постучись в согласья двери, будь хоть день в ладу со мной. Не страшны враги мне, если ласкова порою ты. Ты куда летишь, как птица? Как тебя мне разгадать? Нет, не поймана ни глазом, ни моей душою ты. Город весь пленен тобою, не один лишь Низами, Но лишь только Ахсатана обняла рукою ты. 6 О день мой счастливый: я видел лица твоего овал! О рок мой, он благосклонен: я твой аромат вдыхал. Я господа славословлю, о пламень очей моих. К ногам красоты сегодня счастливый мой взор упал. Противоядье — свиданье! Два мира ему цена. Губительный яд разлуки испробовал я, узнал. Кто хоть однажды взглядом окинет красу твою, Не скажет, что понапрасну тебя для любви избрал. Как вырвать теперь из сердца, о друг мой, любовь к тебе — Ведь с жизнью и с телом вместе я эту любовь впитал. Душа аромату свиданья возрадовалась давно, Но время прошло, я в клочья рубаху в тоске порвал. С пылающим кровью сердцем все это сказал Низами. О день мой счастливый: я видел лица твоего овал! 7 Счастье пьяное мое в ум придет когда-нибудь. Крепкий сон судьбы моей — он пройдет когда-нибудь. Эту дверь раскроет вихрь, ночь засветит ясным днем. Душу мне воровка душ вновь вернет когда-нибудь. Враг в надежде на любовь ласки не дождется, нет! Лишь презрение во мне он найдет когда-нибудь. Для нее неверным стал, — может быть ее коса, Как зуннар виясь, мой стан обовьет когда-нибудь. 8 О мой кумир, сердца не дам, нет, не расстанусь я с ним. Если возьмешь сердце мое, знаю, уйдешь ты с другим. Сил уже нет, ну так зачем все угнетаешь меня? Словно себе сделай ты мне то, что находишь благим. Я не Джемшид, я не богат, твой не купить поцелуй. Вот оно, сердце мое! На! Насладишься ты им? Я на пиру лишь о тебе розовой плачу водой, Роза моя! Горек твой смех бедным колючкам моим! Блеском небес, светом очей я называю тебя. Слава тебе, лику луны, сахарным лалам твоим! 9 Может быть, эту газель прочитав, меня исцелить пожелаешь ты. Раненым сердце увидишь мое — как сердце утешить, узнаешь ты. Верен тебе, опасался я — таков незадачливый путь любви. Ты ведь любимая, так для чего мною всегда управляешь ты? Если скажу я: «Налей мне вина!» — вино моей крови ты в кубок нальешь. Если же музыки я попрошу — то стоны звучать заставляешь ты. Встреча с тобой — торжество для меня, да нужной мне твари для жертвы нет. В жертву себе ты меня принеси — как жертву меня принимаешь ты? Разве сраженный тобой, о Луна, не стою я хоть лепестка от роз? Каждым колючим шипом, о душа, зачем мою душу пронзаешь ты? Ведомо всем: в мире нет у меня души без тебя, да и сердца нет. Да запретят тебе все без меня пирушки, что втайне справляешь ты. Если уж стали глаза Низами лишь садом твоим для прогулок, то Что если призрак твой вдруг в ночи придет ко мне в гости? Не знаешь ты?.. 10 Юность всю тебе я отдал: юности ты милой слаще. Я умру перед тобою — жизни ты унылой слаще. Ты для глаза — буря злая, но на сердце — свет от взора. Ты, что сердце давишь горем, — радостного пыла слаще. «Погляди», — сказала. Что же? Я тебе цены не знаю. Знаю только, дней моих ты мне всегда светила слаще. Мир с тобой, с тобою ссора — слаще мне одно другого. В гневе ты сладка! Ласкаешь — сердце не забыло — слаще. Жизнь — жемчужина: свиданье Низами оплатит жизнью. Но платить ли мне так скупо? Все, что ты дарила — слаще! 11 Мне ночь не в ночь, мне в ночь невмочь, когда тебя нету со мной. Сон мчится прочь, сон мчится прочь, беда в мой вступает покой. Клянусь, придет свиданья час: пройти бы не мог стороной. Клянусь я мглою кос твоих: уйдешь — и охвачен я мглой. Не мне ль нестись к тебе одной, стремиться могу ли к другой? Тебе ль искать подобных мне, — не тешусь надеждой пустой. Сравнись со мной — величье ты, вглядись — я в тоске пред тобой. Сравнюсь с тобой — не прах ли я? Все клады в тебе лишь одной. Нет глаз, чтоб видеть мне твой лик, мне радости нет под луной. Нет ног — поспеть к тебе, нет рук, чтоб с жаркой сложить их мольбой. Забыла ты о Низами, владеешь моей ты судьбой. Днем гороскоп читаю я, в ночь звезды слежу над собой. 12 Готова молодость твоя откочевать, схвати ее. Родную кинувший страну, скажи мне: где пути ее? Зачем согнулись старики, давно изведавшие мир, Что ищут юность; глядя в прах, все мнят в пыли найти ее. Зачем бросаешь ты, скажи, на буйный ветер жизнь свою? Припомни вечность. Надо здесь тебе приобрести ее. Ведь жизнь не жизнью ты купил, не знаешь цену жизни ты. Жемчужины не взвесил вор, хоть он зажал в горсти ее. Коль будешь радоваться ты — в отставку горе не уйдет. Горюя, радость не спугнуть, навек не отмести ее. Дай органона звоны нам! Дай аргаванное вино! Есть песнь любви, о Низами! На радость в мир пусти ее! 13 Спать не стоит! Станем лучше веселиться до утра! Этот сон в другие ночи мной продлится до утра. То к тебе прижму я веки, то тебя душою пью, Чтоб тебе вот в этом сердце поселиться до утра. Ты, дитя, миндальноока, сахар — твой красивый рот. Пьяным любо снедью этой усладиться — до утра. До утра вчера в разлуке свои руки я ломал. Ночь — и я в венце, и розам не раскрыться до утра. Жизнь свою тебе я отдал. Вот — рука, и весь я твой. Дважды шесть! И в нардах счастье нам сулится до утра. Наклони ко мне свой локон, и до полночи целуй. Волосам твоим струиться — винам литься до утра! К Низами склонись лукаво! Что кольцу в твоем ушке До кольца дверного? Кто-то пусть стучится до утра! 14 Весть! Весть о милой пришла! Что же с ней? С той, что для сердца стрела — что же с ней? Чем занята, что творит, что вершит? Глаз ее сладостна мгла. Что же с ней? С той, что, как жизнь моя, мне дорога, С той, что мне хочет лишь зла — что же с ней? Долгие дни я сгораю в огне. С розой, что в росах взросла, — что же с ней? Льет мою кровь она ловко! Скажи: С клятвой, что роза дала — что же с ней? Стал Низами — как Якуб, ну, а с той, Что как Юсуф, расцвела, что же с ней? 15 О кипарис с плавной поступью мой, роза скупая моя! Я-то весь твой, о тебе ж не скажу: «Ты не чужая — моя». Жизнь переполнена только тобой, сердце тебе вручено. Вот моя жизнь! Вот и сердце, а в нем страсть огневая моя. И под мечом буду руки тянуть к локонам черным твоим, Лишь бы, как ворот, меня обняла, милая, злая моя! Я погибаю, сгораю, спаси, я прибегаю к тебе. Сладостный рот твой — живительный ключ, жизнь он вторая моя. Ты приходи к Низами, чтобы он голову поднял свою Радостно — будет тебе вручена песня любая моя! 16 Растопился черный мускус — то она пришла вчера. Оттого пришли в порядок все мои дела вчера. Луноликая спешила, соглядатаев боясь. Полотно с Луны срывая, розы обожгла вчера. На жемчужину глядел я, глаз не властен отвести, Словно по моим ресницам — влажная — прошла вчера. И покоились мы рядом. Пробудилось — и бегом Счастье резвое пустилось, чуть сгустилась мгла вчера. «Ухожу! — она сказала. — Что мне дать в залог тебе?» — «Поцелуй!» — я той ответил, что мне жизнь дала вчера. Я проснулся, опаленный, и огонь во мне горит, — Впрямь была вода живая в той слезе светла вчера. Головою ширваншаха вам клянется Низами: Лишь во сне со мною вместе милая была вчера. 17 Что смятенней: время, локон ли твой каждый, дело ли ненужное мое? Меньше ль малый атом, рот ли твой карминный, сердце ли ненужное мое? Родинка, душа ли у тебя чернее, иль мое несчастие черней? Слаще ль мед пчелиный или губы милой, слово ли жемчужное мое? Мысль моя светлее, солнце ли с луною, иль твое прекрасное лицо? Ты ли непреклонней, иль моя планета, сердце ли недужное мое? Верность ли красавиц, стыд ли твой слабее, иль мое терпение слабей? Что, скажи мне, больше: красота твоя ли, горе ль безоружное мое? 18 Тюрки рабами индийскими стали — рядом с тобой. Глаза дурного бы не замечали — рядом с тобой. Пряди волос моих лишь за единый твой волосок Жертвой достойной стали б едва ли — рядом с тобой. Я напоил тебя влагою сердца — чистым вином. Печень мою истерзают печали — рядом с тобой. 19 В пору мне груз твой! Скажешь — немолод. Пусть! Ношу приемлю! Путь не прополот? Пусть! Страсти, тобой мне внушенной, пью я хмель: Яд примешала милая в солод — пусть! Мной не гнушайся — ты мне дороже всех. Сердцем твоим управляет холод — пусть! Я — наковальня. Жизнь — это молот. Что ж! Милая, пусть ударяет молот — пусть! Жду я тебя, не сытый. Жду, изнемог. Пусть утоленьем кончится голод — пусть! Жив, Низами, в саду твоем соловей. Роза цветет, шипом он проколот… Пусть! Четверостишия * * * Как в курильнице алоэ, тлеет жизнь моя в огне. Сердце истекает кровью в обездоленной стране. Ты ко мне неблагосклонна? Разлюбила? Скройся с глаз! Я молю тебя: «Останься!». Ты безжалостна ко мне. * * * Вот, как некогда в Иране, песнь запели, не дремли! Кубок полнит виночерпий пьяным зельем, не дремли. Небо в утреннем сиянье, чаша выпита до дна. Солнцеликая, засмейся, в час веселья не дремли. * * * Я горем убит, непригляден мой вид. Мой облик твою красоту омрачит. О встрече с тобою Хосров не мечтает, Пустая надежда мой дух бередит. * * * Кто расскажет о печали, той, что сердце мне гнетет? Дух избавится едва ли от мучительных тенет. Ведь печаль, подобно розе, расцвела в твоем саду. Аромат неуловимый и дурманит и влечет. * * * Я сказал: «Мое моленье до тебя пусть долетит! Я люблю, мое терпенье Вседержитель наградит». «Друг, о чем Аллаха молишь?» — прозвучал ее вопрос. Я ответил: «О свиданье». — «Бог любовь вознаградит». * * * Дорогой горя и скорбей мой дух, устав безмерно, бродит. Он возле замкнутых дверей возлюбленной неверной бродит. Знай, сердце пьяное мое безумным стало от волненья. В безумстве, веру потеряв, мой дух по жизни бренной бродит. * * * Чтоб заслужить ее любовь, души своей лишись, Родного дома и добра не пожалей, лишись. Оставь надежду в двух мирах забвенье отыскать, Успокоенье обрести и жизни всей лишись. * * * О ты, стенающая там, расстались мы не в срок. Но здесь твой образ начертать по памяти я смог. Изобразил твое лицо на глинистой земле, Затем, припав к нему, пролил кровавых слез поток. * * * Доколь дыханьем жить твоим, как будто ты Иса? Доколе верить, что свершать ты можешь чудеса? Ты станешь раны наносить, я — исцеленья ждать, Испепеляет жизнь мою смертельная краса. * * * Где мне любимую искать? Что делать мне теперь? Кому о горе рассказать, что делать мне теперь? Отныне мне не видеть ту, которую любил. И кровью плачу я опять, что делать мне теперь? * * * Всевышний, разбуди, молю, любимую от сна — Испив из чаши красоты, она опьянена. Пусть протрезвеет иль меня сознания лишит, Скажи ей, что моей беды виновница она. * * * В огне печали жизнь мою, о небо, не сожги! Да будет нежный поцелуй наградой для слуги. «Не надо!» — пусть шепнет она, прильнув к моим устам. Желанью сердца моего, создатель, помоги! * * * Нет сострадающих вблизи, к чему тогда вздыхать? Немного дней осталось жить, зачем напрасно ждать? Я посвящаю каждый вздох, любимая, тебе И не желаю никому такого испытать. ………………………………………………………………….
© Copyright: стихи о любви восточная лирика

Восточный тост

Восточный владыка однажды посетил тюрьму, в которой отбывали наказание двадцать арестантов.
— За что сидите? — спросил владыка.
Девятнадцать из двадцати тут же поклялись, что сидят безвинно, исключительно по судебной ошибке. И только двадцатый признался, что сидит за кражу.
— Немедленно выпустить его на свободу, — приказал владыка, — он может оказать дурное влияние на всех остальных честных людей, которые здесь находятся.
Так выпьем же за людей, честность которых помогает им быть свободными!

Красивый восточный тост

Чихнул как-то почтенный грузинский князь, а слуга и говорит поспешно: — Тысячу лет здоровья! — Цыц! — закричал господин. — Зачем ты мне невозможного желаешь? — Тогда живите сто двадцать лет. — Цыц! — опять рассердился князь. — Тогда хоть сто! — Опять не угодил! — Восемьдесят? — Все не так! Вышел слуга из терпения и говорит: — Да если бы была моя воля, так уж сейчас помирай! Предлагаю поднять бокалы за то, чтобы мы жили столько, сколько сами себе пожелаем!

Мудрый восточный тост

Народ Кавказа — очень дружный и крепкий. Взаимовыручка и преданность, патриотизм и верность — незаменимые составляющие, по которым и узнают эту национальность. Предлагаю тост: пускай мы будем также сильны, как данный народ и ничто не сдвинет нас с пути!

Короткий восточный тост

Начнем с популярного на Востоке вступительного тоста: «Боже, блага свои ты нам дай».

Восточный тост в стихах

— Какая разница между правдой и ложью? — спросили у мудреца.
— Да такая, как между ушами и глазами, — ответил он.
— То, что мы видим своими глазами, — истинно, а то, что слышим ушами, далеко не всегда правдиво.
Выпьем за то, чтобы слышанное да видеть.

Восточный тост в прозе

Выпьем за мудрость кавказских людей, за красоту кавказских женщин, за силу кавказских мужчин, за любовь к старикам и детям. Этот славный народ существует давно, а будет существовать еще дольше, ведь время благоволит сильным, а жизнь — смелым!

Прикольный восточный тост

Такая вещь, как нужда, является нашим шестым чувством, способным затмевать все остальные. За то, чтобы нас всегда вполне удовлетворяли всего пять остальных чувств!

Смешной восточный тост

У Кавказцев есть легенда. Когда в семье появляется ребеночек, то в добавку к нему появляются 100 чертей. Когда ему исполняется год, то рождается один ангелочек, а чертей становится на одного меньше. И так каждый следующий год: число ангелов увеличивается, а чертей уменьшается. Подними фужеры за то, чтобы мы все дожили до того момента, когда чертей не останется!

Восточный тост своими словами

На Кавказе есть такая пословица: «Лишь в сердце рожденное, слово, путь находит к сердцу другого». Так выпьем за то, чтобы все наши слова, были услышаны и несли в себе только добре умыслы!

Зульфия. Мне строки эти сердце подсказало. Ташкент: Akademnashr 2016 160 с. 1000 экз.

Книга опубликована в рамках проекта по изданию серии книг избранных произведений классиков узбекской литературы, инициированного и возглавляемого народным писателем Узбекистана, председателем СП Республики Узбекистан, лауреатом Государственной премии Мухаммадом Али. Издание подготовлено заместителем главного редактора литературно-художественного журнала «Звезда Востока» К.И. Панченко.

В эту небольшую книгу вошли переведённые на русский язык стихотворения и поэмы народного поэта Узбекистана Зульфии Исраиловой, известной под псевдонимом Зульфия.

Открывает сборник статья современника поэтессы, народного поэта Кабардино-Балкарии Кайсына Кулиева. «Ей хочется оставаться поэтом народа, который вскормил её, дал свой язык – этот бесценнейший из даров. Благодарная дочь отвечает родному народу горячей, преданной любовью за все дары и, в свою очередь, отдаёт ему свой талант, вдохновение, все силы», – так отзывается о ней Кулиев.

Действительно, любовь к народу и малой родине ощущается в каждом стихо­творении поэтессы. Взять хотя бы её бережное внимание к народным обычаям и обрядам, которые искусно вплетены в поэтическое полотно: вот невеста, вышивающая цветное сюзане в ожидании возвращения с войны своего джигита; вот традиционная свадьба с пловом, вином и танцем молодых… Даже в стихо­творении, посвящённом Пушкину, упоминаются восточные традиции:

Знаете, я – женщина Востока,

А у нас законы таковы:

С тем, кого мы любим столь глубоко,

Говорить положено «на Вы».

Пушкин!.. Люди разных поколений

Чтут у нас ваш лучезарный гений!

Конечно, особое внимание Зульфия уделяет родной природе, буйная, южная красота которой была вечным источником вдохновения поэтессы. Яркими широкими мазками Зульфия пишет пейзажи: тихая южная ночь, затопленная неспящим лунным светом; быстро бегущая немноговодная река, которая «сверкает солнцем и весной»; фиалки, цветущие в тени соснового леса; спасительная прохлада озера – всё это – проявления полнокровной жизни, которую и воспевает поэзия.

Особо пронзительно звучит в сборнике любовная лирика – стихи, посвящённые супругу Зульфии, поэту Хамиду Алимджану, погибшему в автомобильной катастрофе. Огромное, как мир, горе, поэтесса умещает в простые, лаконичные строки, отчего боль, не завуалированную цветистыми метафорами, можно ощутить почти физически:

Мой друг, ты спишь в земле.

Но как мне

Нужен ты!

Поговорю с тобою, посижу я.

Давно ли ты, мой друг, мне приносил цветы?

Теперь к тебе с цветами прихожу я.

Во многих стихах, посвящённых мужу, звучит не только тоска, но и удивительная сила любви и верности восточной женщины. И, быть может, именно этот лейтмотив делает поэзию Зульфии Исраиловой совершенно особенной.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *