Стихи о больнице

Промозглый и сырой февраль, как и положено сырому и промозглому февралю, навевает максимально неприятные эмоции. По крайней мере автору этой подборки, который каждый раз собирается на работу с отчаянием уставшего от боёв ветерана. А еще нам почему-то вспоминаются больничные будни. Таких вот будней в нашей жизни было предостаточно, и не все они были печальными. Иногда даже с тоской вспоминаются спокойные тягучие деньки в инфекционном отделении. Или летние прогулки около хирургического корпуса.

В общем, дело даже не в нас, а в хороших стихотворениях, которые так часто получаются в больницах. Весь экзистенциальный набор зачастую умещается в крохотную палату с зелеными тумбочками и широкими подоконниками.

Поэтому мы и решили вспомнить (навскидку) наши любимые больничные стихи. Естественно, уже после выхода этого материала я вспомню еще немало хороших текстов. А пока что сформулирую только то, что радостно теплится в моей (пустоватой) голове.

Анастасия Кинаш

ЛИНОР ГОРАЛИК

* * *
В хирургическом пациенты орут, как резаные.
На больничном дворе среди чахлых розанов
собачка ежедневно проделывает трюк:
ест из рук
много разного,
от черствой горбушки до диетического творожка.

Собачку все кормят.
Она гордо ходит
по квадратам клумб, как своевольная пешка.
Подвывает воплям, когда оказывается у окошка.

В глазном отделении зрячие играют в шашки,
«Слышь, – говорят, – кошка».

ТВОЯ ГЕРБЕРА
ПОТЕШНОЕ

До елко-мандариновой диверсии
три месяца с приданным сентября.
А на штатив с утра гирлянды вешают…
И проникает в тело отболевшая
агрессия, с душком нашатыря.

Свободу мерить взглядом одержимого:
шесть тумбочек, кроватей – целый мир.
Срастись в едино с кольцами – пружинами,
цедить сквозь зубы: «Больше не держи меня» –
дружине голубей с оконных дыр.

Все небо подгорелым занавешено.
У мамы на щеке слеза дрожит…
Ответь же, осень, ну какого лешего?
А на штатив с утра гирлянды вешают
потешные и, значит, будем жить.

ПАРУСНИКОВА ИРИНА

КЛИНИКА

«…не лечи меня, доктор, это тебя не спасет…»
В.Дркин
I
от чего меня ты лечишь, доктор?
горечью твоих противоядий
разъедает глотку – третья стопка
тошнотворно-мутной жижи за день

неуклонно опрокинет в койку,
изогнёт в калач и обездвижит,
веки зарастут корой, но сколько
ни шамань – я светлых снов не вижу,

только чьи-то тени в жутком вальсе,
трещины на плитке, душевая…
от чего ты лечишь, признавайся –
сколькие при этом выживают?
2.05.

II
под капельницей поющей свое стаккато
инсулиновой колыбельной
вслушиваюсь в утихающие раскаты
раскаленной тоски по тебе предельной
высоты перед невесомостью миокарда
и под миллилитрами строчек
корчится листик белый
ночной сорочки
вчера я пела
о том что в моем году всего лишь 12 месяцев
только все они январи
скоро все изменится
медсестра улыбается говорит
я иду на поправку
и крестится
перевязывая мою ранку
или мне это грезится
я хотела бы пробежаться по лестнице
разноцветной что уходит от подоконника
прямо за облако
круги моего ада давно разомкнуты
мне бы вспомнить координаты
моей палаты
альфа-бета
надрез продольный
режим постельный
ты застрявший в вене моей катетер
пошевелить – больно
извлечь – смертельно

АННА ЛУКАШЕНОК

* * *
Бабушка лежала
кряхтела хрипела стонала
таяла
На ней было толстое одеяло
Я была на соседней кровати
На мне – платье
узкое в талии

бабушка то спала, то голосила
мать и тетка по очереди меняли простынь
разные в отчествах однофамильные сестры
может, для того она их растила
чтобы они помыли её к погосту

чтобы как надо:
вместо неё шептать: не убоюсь я
вместе шептать: и ныне (увы) и присно
на ноги – камень, на шею – алые бусы
складывать чистые ложки, в столбик – числа
в кастрюлю – хрустящую известь

может быть, для того она их растила
чтобы из дома её проводили на дно могилы
в домовине расшитой лентами цвета пыли

может быть, и меня для того растили

МИХАИЛ ЛЕВАНТОВСКИЙ

***
Дорогая моя, я лежу в двадцать пятой палате,
На втором этаже, там, где окна выходят на юг,
В непонятных трусах, без ума, без покоя и брюк.
Иногда – будто снег, начинается доктор в халате,
Он приходит один, протирает очки и садится
Возле тумбочки. В ней – дотянуться бы, что же там, в ней…
И еще почему-то ко мне не пускают людей.
Да, вот доктор — приходит и, значит, опять суетится,
Мол, что снилось, когда. Я выдумываю на ходу,
Театрально вздымая движеньем ноги одеяло,
И, конспект завершив, он затем опускает забрало
Белой маски своей. Дорогая, я чую беду
В эскулаповом взгляде. В столовой обычно один,
А вчера подглядел, как, спеша, перерыли в постели
Все до самых пружин. Я поссорился с днями недели
И боюсь, что режим мой продлят до глубоких седин,
И не помню уже, где и как познакомили нас,
Только голос один. Днем позднее мне сделалось худо,
Обратился к врачу, мне светили фонариком в глаз
И толпились вокруг, и шептали как будто бы «Чудо…».
Говорят, что в грудине моей образуется море.
Санитар обещал мне помочь с этим самым письмом.
Дорогая моя, я лежу, и темно за окном
Двадцать пятой палаты. Надеюсь, мы встретимся вскоре.

ВАЛЕРИЙ ПРОКОШИН

* * *
Больничный сад почти совсем заглох.
И все сплелось: и место, и причина,
И волхв залетный, и летящий лох,
И ангел перелетный – made in china.
Летит листва на грязный тротуар,
И дети вновь играют в чьи-то игры:
И гонят прочь волхва, кричат ура,
Не зная, что уже приехал Ирод.
Но все сплелось: и век, и лох, и сад,
И свет звезды, и ангельское слово,
Как два тысячелетия назад.
Ничто не вечно и ничто не ново.

АНТОН ПРОЗОРОВ

в реанимации

…после, в реанимации, говорит врачу:
– позвоните жене, жене позвоните, врачей не надо,
позвоните Тане, жене моей, если нужно, я заплачу, –
номер в трубке, трубка в куртке…

врач отвечает:
– вату!

не унимается:
– слушайте, вы идиот, вы что, идиот?
позвоните жене , в контакте ей напишите, свяжитесь по скайпу,
как угодно, болван, я вам говорю, придурок, господи, вот
придурок, вот придурок, придурок…

врач отвечает:
– скальпель!

рвется:
– какой, к черту, скальпель, вы что, не слышите, вы глухой?
мой телефон звонит, снимите трубку, вы слышите зуммер?
трубку снимите, господи, трубку, снимите трубку, какой покой…
господи, Таня, господи …

врач отвечает:
– умер.

БОРИС РЫЖИЙ

СИНИЙ СВЕТ В КОРИДОРЕ БОЛЬНИЧНОМ…

А.П. Сидорову, наркологу
Синий свет в коридоре больничном,
лунный свет за больничным окном.
Надо думать о самом обычном,
надо думать о самом простом.
Третьи сутки ломает цыгана,
просто нечем цыгану помочь.
Воду ржавую хлещешь из крана,
и не спится, и бродишь всю ночь
коридором больничным при свете
синем-синем, глядишь за окно.
Как же мало ты прожил на свете,
неужели тебе всё равно?
(Дочитаю печальную книгу,
что забыта другим впопыхах.
И действительно музыку
Грига на вставных наиграю зубах.)
Да, плевать, но бывает порою.
Всё равно, но порой, иногда
я глаза на минуту закрою,
и открою потом, и тогда,
обхвативши руками коленки,
размышляю о смерти всерьёз,
тупо пялясь в больничную стенку
с нарисованной рощей берёз.

СЕРГЕЙ ГАНДЛЕВСКИЙ

В начале декабря

В начале декабря, когда природе снится
Осенний ледоход, кунсткамера зимы,
Мне в голову пришло немного полечиться
В больнице # 3, что около тюрьмы.
Больные всех сортов — нас было девяносто,
— Канканом вещих снов изрядно смущены,
Бродили парами в пижамах не по росту
Овальным двориком Матросской Тишины.
И день-деньской этаж толкался, точно рынок.
Подъем, прогулка, сон, мытье полов, отбой.
Я помню тихий холл, аквариум без рыбок —
Сор памяти моей не вымести метлой.
Больничный ветеран учил меня, невежду,
Железкой отворять запоры изнутри.
С тех пор я уходил в бега, добыв одежду,
Но возвращался спать в больницу # 3.
Вот повод для стихов с туманной подоплекой.
О жизни взаперти, шлифующей ключи
От собственной тюрьмы. О жизни, одинокой
Вне собственной тюрьмы… Учитель, не учи.
Бог с этой мудростью, мой призрачный читатель!
Скорбь тайную мою вовеки не сведу
За здорово живешь под общий знаменатель
Игривый общих мест. Я прыгал на ходу
В трамвай. Шел мокрый снег. Сограждане качали
Трамвайные права. Вверху на все лады
Невидимый тапер на дедовском рояле
Озвучивал кино надежды и нужды.
Так что же: звукоряд, который еле слышу,
Традиционный бред поэтов и калек
Или аттракцион — бегут ручные мыши
В игрушечный вагон — и валит серый снег?
Печальный был декабрь. Куда я ни стучался
С предчувствием моим, мне верили с трудом.
Да будет ли конец — роптала кровь.
Кончался Мой бедный карнавал. Пора и в желтый дом.
Когда я засыпал, больничная палата
Впускала снегопад, оцепенелый лес,
Вокзал в провинции, окружность циферблата
— Смеркается. Мне ждать, а времени в обрез.

СЕРГЕЙ ШАБУЦКИЙ

ПЕРЕНОСИМО (поэма)

Пациентам и медперсоналу
онкологической больницы № 62,
Московская область, Красногорский район

Вступление

Капает, капает, капает паки и паки.
По весне береста нарастает на потолке.
Я в квартире живу как блоха на мокрой собаке —
Батареи рычат, и дыбом стоит паркет.

Из косяка выпучивается дверь.
Истопники! Пару недель хотя бы!
Марту положено переходить в апрель,
Март перешел в октябрь.

Но даже если откатимся в снегопад
И лед на реке простоит до Ивана Купала —
Это не то, что было два года подряд
Когда за весною лето не наступало.

Тихий час в онкостационаре.
Велено посетителей заворачивать у ворот.
До половины пятого вохры стоят царями.
У меня закипает в сумке персиковый компот.

Ей вторую неделю не хочется и холодного.
Ей вторую неделю колют циклофосфан.
А вохры
Вдруг
Побелели, как жены Лотовы
Соляными столпами на своих постах.

По корпусам деревянным и каменным,
Где в палатах наклеены Пантелеймоны,
В рощах градусников и капельниц
Вихрем носится ИСЦЕЛЕНИЕ.
В лаборатории переполох —
Лупят анализы в потолок.

Ворота рассыпались хлебной крошкой.
Воробьи налетели.
Облысевшие обросли — исступленно себя ерошат.
Терминальные вскакивают с постели.

Как деревенский творог
Колышется на ладони —
Девушка, узнаете?
Думали, не вернуть?
Вы заплатили дорого,
Чтобы продлить агонию.
Агония отменилась.
Берите обратно грудь.

Ватные мои сестры из химиотерапии
Белым-бело на душе от ваших
белых баянов!
Разлетайтесь тучками ваты
Облачками циклофосфана.
Досыпайте, что недоспали
Допивайте, что недопили
На вахте.

Государь всея торакальныя
Абдоминальныя
И обеих радиологий,
Господин главврач!
Ставьте свое последнее «cito!»
Разговаривают безгортанные
И приплясывают безногие.
Государь, обещайте больше не врать
О величии медицины…

Вот тебе, вот! Хоть ты и не виновата.
Перьям твоим и наволочке капут!
Умыться, собраться, вспомнить
номер палаты,
И по дороге купить персиковый компот.

В предбаннике приемного покоя
Я прочитал над входом в вышине:
«БОЛЬНОЙ, ВНЕМЛИ! ПАНИКОВАТЬ НЕ СТОИТ,

ПОСКОЛЬКУ ПЕРСОНАЛ ПО ВСЕЙ СТРАНЕ
ГРЕМИТ. НО ВСЕ ЖЕ ГЛАВНОЕ ЗНАЧЕНЬЕ
ИМЕЕТ ПРЕКРАЩЕНИЕ ВОЛНЕ-

НИ С КЕМ НЕ НАДО ОБСУЖДАТЬ ЛЕЧЕНЬЕ
А НАДО БЫТЬ С ВРАЧАМИ ЗАОДНО.
ДА, КСТАТИ. ХОРОШИ ПРИ ОБЛУЧЕНЬИ

ЗЕЛЕНЫЙ ЧАЙ И КРАСНОЕ ВИНО,
НО ЧАЙНИКИ — ПРИЧИНА ВОЗГОРАНИЙ,
А ПЬЯНСТВО В КОРПУСАХ ЗАПРЕЩЕНО…»

И все ж я не оставил упований.

Подарил мне Дед Мороз
Лимфогранулематоз.

С детства грезила филфаком,
А теперь все планы — раком.

Как не злиться на судьбу —
Буду лысая в гробу.

Нет, дирижер — это тебе не кропить палочкой!
Я ж сам два года проучился в «консерве».
Одна репетиция — полторы пачки.
Ты себе не представляешь, какие это нервы.

В общем, стало понятно, что это все не про нас.
А образование-то нужно, да и родители торопили…
Пришлось переучиваться. Сейчас
Заведую отделением химиотерапии.

Приходила эта дура, блин, которая
Кормит шавок при лаборатории.
Приставала всё, дура чокнутая —
Не видал ли я собачку черную?
А мне насрать, что черная, что белая,
Если главный приказал, чтобы не было.
Мне валыну так, что ли, выдали?
А она меня козлом и пидором.
Он славный пес. Никого не кусал —
Достаньте пулю из этого пса!

Пришлось пять лет оперировать рак,
Чтобы доверили шить собак.
Хирург перчатки срывает с хрустом,
С каким разматывают капусту:
Все. Задолбало работать даром.
Устроюсь частным ветеринаром.

В тот же вечер стая собак
Хирургу скинулась на коньяк.

Слышь, Серега, ты ведь сейчас
в Москву?
Позвони моим. Скажи, анализы
в норме.
Долго не говори, а то нагонят тоску.
Я бы сама, да телефон оборван.

Пусть пока не приходят. У нас тут был
ураган.
Ну куда они пойдут по такому месиву?
Скажи: не скучает. Режется в дурака.

Кто же знал, что ей остается месяц.

Снежная баба растаяла.
Пять утра.
Зашептали, зашаркали,
Растолкали сестру.
Сестра —
За санитарами.
Санитары свернули куль
Из простыней и снега.
Июль.

8
И все, что в палаты несли на носилках
И все, что стонало и голосило
Блевало и мучалось перед глазами
Переносимо. Но только не запах.
Тоскливый, как в тумбочке хлебные крошки
Как корка бифидокефира на кружке
Как миска соплей по второму столу.
Как чайник с компотом, забытый в углу.
Как чашки с компотом, как банки с компотом.
Так вот как ты пахнешь, мой жизненный опыт!
Халаты, палаты, пучки изотопов
Белье и баланда пропитаны опытом.
Я спал от рожденья и с криком проснулся
Окончив два года ускоренных курсов.
На них не дают ни диплома, ни справки.
Зальют как бензином на автозаправке
И все. Наразрыв накачали канистру.
Я не умею взрослеть так быстро!

9
Я в платяном шкафу тоскую,
Уткнувшись в юбки и тужурки.
Так пачку нюхают пустую,
Когда кончаются окурки.

Эпилог

Ты довольна, поэма? Простимся. Пока-пока.
На побелке опять пузырится белая накипь.
У квартиры октябрь капает с языка.
Капает, капает, капает паки и паки.

Моя любимая больница,
Одна такая лишь она,
Другим с ней просто не сравниться
Она на столько хороша…
Храним мы фото из альбомов
Былые помним времена
её мы просто не забудем
а вспонминать будем любя.

*****

В поликлинике сидите?
Хорошо себя ведите.
Чур, не бегать, не носиться,
Не скакать и не беситься,
В коридоре не болтать —
В тишине приема ждать!

Осинина Светлана

*****

Гляжу на улицу в окно.
А там уже совсем темно.
Давно мои соседи спят.
Уснула вся больница.
Но только мой гуляет взгляд,
И только мне не спится.
Скорей бы мамочка пришла
И передачу принесла
Или приехал кто-то.
Сейчас бы можно было взять
И на рояле поиграть.
Как жаль, что дома ноты!..

Ивченко Вика

*****

Волк стрелой влетел в больницу,
Всех заставил расступиться
И кричал при этом: «Ой!
Я совсем-совсем больной!»
Лез вперёд, рычал, толкался,
В кабинет к врачу прорвался.
Только врач сказал ему:
«Волк, а я вас не приму!
Звери все болеют тут,
Но сидят, приёма ждут.
Не мешает поучиться,
Прежде чем ко мне явиться!»

*****

В больнице

Стояли как перед витриной,
Почти запрудив тротуар.
Носилки втолкнули в машину.
В кабину вскочил санитар.

И скорая помощь, минуя
Панели, подъезды, зевак,
Сумятицу улиц ночную,
Нырнула огнями во мрак.

Милиция, улицы, лица
Мелькали в свету фонаря.
Покачивалась фельдшерица
Со склянкою нашатыря.

Шел дождь, и в приемном покое
Уныло шумел водосток,
Меж тем как строка за строкою
Марали опросный листок.

Его положили у входа.
Все в корпусе было полно.
Разило парами иода,
И с улицы дуло в окно.

Окно обнимало квадратом
Часть сада и неба клочок.
К палатам, полам и халатам
Присматривался новичок.

Как вдруг из расспросов сиделки,
Покачивавшей головой,
Он понял, что из переделки
Едва ли он выйдет живой.

Тогда он взглянул благодарно
В окно, за которым стена
Была точно искрой пожарной
Из города озарена.

Там в зареве рдела застава,
И, в отсвете города, клен
Отвешивал веткой корявой
Больному прощальный поклон.

«О господи, как совершенны
Дела твои, — думал больной, —
Постели, и люди, и стены,
Ночь смерти и город ночной.

Я принял снотворного дозу
И плачу, платок теребя.
О боже, волнения слезы
Мешают мне видеть тебя.

Мне сладко при свете неярком,
Чуть падающем на кровать,
Себя и свой жребий подарком
Бесценным твоим сознавать.

Кончаясь в больничной постели,
Я чувствую рук твоих жар.
Ты держишь меня, как изделье,
И прячешь, как перстень, в футляр».

Борис Пастернак

*****

Экскурсия по поликлинике

Регистратура

На дальних подступах к врачу
Больной шумит: «Талон хочу!»
Регистратура тут как тут:
«Пожаллте! Только вас и ждут!
Отдайте в гардероб пальто,
Скажите, беспокоит что?
Сперва пройдите в смотровой…
Без них нельзя, вы что, больной?
Счас занесу в компьютер вас…
Такой-то врач в такой-то час
Диагноз нарисует вам…
Постойте! Карточку подам!»
Короче, пункт командный тут:
Все данные сюда идут —
От пациентов, от врачей
(Дежурит кто? Участок чей?
«Вам — к узкому специалисту.
Не к «глазнику», а к окулисту…
По «ДубльГИСу» кабинет?!»
«Скорее! Где тут туалет?»
«Нет, не фамилия — «дантист»…
Направо коридор и — вниз…»
…Ну и так далее, друзья!
Без регистрации нельзя!!

Лаборатория

Лаборатории забота —
Анализ сделать: кровь, мокрота,
Моча и разномастный кал…
Где столько дряни ты видал?!
Но всюду — чистота, что странно.
И пусть бывает им погано:
Заходит, вроде, человек,
А что внутри — не знать бы век!
Такой кошмар гнездится в теле!
…Да-а-а, лаборанты все при деле.
Я кротости у них учусь.
Ведь есть и в их работе плюс!
На сайт залезу к президенту
И разъясню одну моменту:
Пора правительству узнать,
ГДЕ можно сахар добывать!

Эпидемиология

Вот что есть эпидемиолог?
Санитарии идеолог!
Без них бы заросли по грудь
Все службы грязью, не вздохнуть.
А так — работают все службы
В режиме штатном, как и нужно.
На всё особый есть раствор,
И ждёт серьёзный разговор
Того, кто правила нарушит.
…Спасите, сёстры, наши души!

Терапия

Все думают, что тьфу уколы в попу.
А вдруг ты продырявишь, да не там?
Конечно, в хирургии всё заштопают…
А клизму-то кому поставят? Нам!
Посмотрит так Людмила Алексевна,
Что взглядом выжжет ажник до кишок.
Она ж у нас Царица, не царевна!
А ты впадаешь в ступор, стресс и шок.
…Рецепты пишем, меряем давленье.
Прививки ставим прямо на дому.
Выписываем также направленье…
Куда? Ну, это, знаешь, как кому.
Иного бы направил, будьте-нате!
Известный всем короткий адрес есть…
Тебя ж сюда не пёрли на канате?
Так нечего выпендриваться здесь!..
Ну ладно, что о грустном…В терапии
У нас полным-полно других забот.
Мы, сёстры, милосердные такие!..
Пример, короче, с нас берите, вот.

Массаж и ЛФК

Молодки эти — массажистки наши.
Молчи, а то намнут тебе бока!
Пойдёшь, не в силах вымолвить «пока»,
Очухаешься лишь на ЛФК —
Краснее станет рожа, но не краше…

Смотровой кабинет

Тут проходят смотры (не парады!)
Всяческих интимных мест и зон
(Зоны декольте и, если надо,
Места, где видать: она иль он).
Но не гинеколог и андролог —
Дока-медсестра опять, заметь,
Высмотрит там всё, бесстыжий ворог,
Даже если не на что смотреть!
Завершив осмотр доврачебный,
Радостно расстанется с тобой.
Повезёт — прочтёшь вердикт целебный,
Что ещё, мол, годен к строевой!
Всем дадут пилюль за этой дверью,
От бумаг не подымая глаз,
Следуя полезному поверью:
Проще дать, чем объяснить отказ.
Уходя, не требуй на дорожку
Спирту — мало и самим, не зли! —
Могут же и вызвать неотложку,
Чтобы хоть кого-то увезли!!

Отделение работы со студентами

А у этих сестёр — контингент специфический очень:
В отделенье студенческом Вузов и колледжей тьма.
И неважно: зима там, весна на дворе или осень, —
Тут такие напряги — самим не сойти бы с ума!
Этих разных Кулибиных, Ньютонов или хоть Гейтсов
На прививки загнать или в срок профосмотр провести —
Непосильное бремя, и сколько башкою ни бейся,
Всё равно не получится всех их до кучи сгрести.
Здесь не сёстры — агенты! Да-да, ЦРУ отдыхает!
Всех найдут, сосчитают и, может быть, даже спасут.
Этот самый студент сколько крови попьёт им, кто знает!..
Но ничё. Не боись! Слабаки не работают тут.

Рентгенология

Прямо отлегло от сердца… Фу-у…
Что ж мы всполошились-то, как дети?
Есть скелет у каждого в шкафу,
А не только в этом кабинете!

Отделение профосмотров

А в профосмотровом 4-м отделенье
Чины и звания давно упразднены.
Здесь, как пред Богом или в бане, все равны —
Все голые. Какое загляденье!
Медсёстры у конвейера: «Привет!»
Туда-сюда больных, врачей тасуют…
Те изредка, конечно, митингуют,
Но выбора у них, по сути, нет.
Уж у врача фонендоскоп дымится,
Больной не помнит, как его зовут,
Откуда он? что делает он тут?
И оба: «Долго ли ещё, сестрица?»

Клинико-диагностическое отделение

Обсмотрят в КДО тебя как надо:
И вдоль, и поперёк, и на просвет.
Спецов там много, целая бригада.
(Их столько — никакого спасу нет!)
Присосками облепят, чем-то смажут,
Спирограф сунут прям тебе под дых;
Проверят, есть ли мозг, а после скажут,
Мол, что же делать, много вас таких!..
Тебя резинкой пристегнут к кушетке.
(А могут с тылу в душу заглянуть…)
Признаешься, чем там болели предки, —
Ещё и шланг заставят заглотнуть.
Когда диагностировать предложат —
Отказывайся: будешь крепче спать.
Ведь результаты как свинью подложат:
Узнаешь правду — впору помирать.
…И лишь сестра, как ангел во плоти:
«Не умирай! Сначала заплати» (или: «Потом помрёшь! Сперва давай плати!»)

Центральное стерилизационное отделение

Нельзя здесь в потолок плевать!
А также на пол и на стены.
Как после стерилизовать?!
Намылят шею! Хватит пены…
Здесь матерьял для перевязок,
Одежда с кучей спецзавязок,
Инструментарий и бельё, —
Кипит работа, ё-моё!
Здесь ВСЁ, наверно, кипятят!
Здесь и на ощупь, и на взгляд
Так чисто — оторопь берёт.
…А «Тайд» к ним что-то не идёт…

Физиотерапевтическое отделение

Кварц, лазер, УВЧ, магнит, —
Учёный это мастерит,
Врач материт, а медсестра
На этом пашет прям с утра!
Факт: физио-то процедуры
Не обеспечат людям дуры!
Спокойный взгляд, учёный вид —
На том наш брат — сестра — стоит.

Хирургия

Бюро выдачи больничных листов

А здесь дают больничный лист.
(В душе больного — просветленье.
Он после, дома, спляшет твист
За пару дней отдохновенья).
Дни серы, очереди пёстры…
Больничнолистные медсёстры —
Особый клан. Ведь в чём их труд?
Свободу людям раздают!!!

Инфекционный кабинет

Ты знаешь, сколько в жизни паразитов?
(Да что всем депутаты лезут в ум?!)
Не нюхай экскременты сапрофитов!
Клопов не нюхай! (Тоже мне, парфюм…)
Мы тоже чья-то пища, с колыбели.
И, что бы о себе ни думал ты,
С чего ты взял, что в этом бренном теле
Душа живёт? Ну, нет… Ещё глисты!
И всякие бактерии, заразы,
Нахлебничают прямо в полный рост!
Взашей их не повытолкаешь сразу:
Простейший этот гад не так уж прост.
Знай: вирусы повсюду окопались,
И если атакуют, когти рви!
…Ах, вам начхать? Так вы уже попались!
У вас уже, голубчик, ОРВИ!

…Или такой вот поворот нередкий:
Культурно выпил… Самогонки, да!
Не мухомором закусил — конфеткой.
Так чуть не сдох. От сладкого — беда…
Меня стращали всякими словами:
«Инвазия»… «Токсин»… Гони пургу!
При чём здесь алкоголь? Судите сами:
Про главное — конфетку — ни гугу!
И вот тебя везут в инфекционку,
Чтобы из всех отверстий взять мазки.
Не плачь, а помни: кушая тушёнку,
Ты в двух шагах от гробовой доски!

В инфекционном ведомстве секретном
Твоих микробов и твоих бацилл
Размажут жёстко на стекле предметном…
…Вот только что за вирус — «имбецил»?

Лор

…Туда спешит больной с поносом.
А к лору — с ухо-горло-носом!
Что врач! Сидит себе, кивает…
А кто им уши промывает?
Конечно, не врачам — больным.
(А надо — так и им, родным!)
Кто на кулак мотает сопли?
И глушит недовольных вопли?..
Врач гонит пациенту жуть,
А надо ж в душу заглянуть!

Офтальмология

Офтальмолог — это по науке.
А по правде — это врач глазной
(Можешь — с любопытства ли, со скуки —
Глянуть в умной книжке, хоть в одной)
Да и доктор — это для проформы.
Мы и сами не промажем в глаз!
Можем вмазать даже больше нормы —
Что нам, мази жалко? Врач — не даст.
Веко завернуть, достать соринку —
Это все к медсестрам, все сюда.
С буквами и цифрами картинку
Показать. Не видят? Ерунда!
Мы в глазу давление померим —
Только, знаешь, искры полетят!
И очки прикольные примерим,
Чтобы сфокусировался взгляд.
…А врачи, хоть смотрят фраерами,
Света же не взвидят без сестёр!
Лупайте не лупайте шарами —
В корень зрим, и взор у нас остёр.

Центр здоровья

Это Центр здоровья. По секрету,
Почему назвали так — вопрос…
Их девиз: «Вполне здоровых нету —
Есть недообследованных воз».
Здесь парад новейших технологий,
Супердиагносты! (Так держать!)
Тут поставят всё равно на ноги!
Даже если хочешь полежать.
Здесь на ранних стадиях болезни
Выявляют, рубят на корню, —
Так что обращаться в Центр полезней,
Чем к врачам по десять раз на дню.

Неврология

А в неврологии — цветочки.
Когда больной дошёл до точки:
Трясётся весь, и слёзы льёт,
Горстями валерьянку пьёт, —
Ему все эти икебаны,
Возможно, и по барабану,
Но сестрин отдыхает глаз!
(Должны ж подумать и о нас?)
У всех хондроз и нервный тик!!!
(Больному — что! Ведь он привык!)
Их столько, нервенных зараз!
…Радикулит и ишиас…
Ещё какая-то хорея…
(Приём бы кончился скорее).
А сколько крыш съезжает в год?
Чини ещё их…Да-а-а, забот!..
…Что медсестре лишь по плечу!
Врачую я, а не лечу.

Стоматология

Дырка от зублика в роте болит?
В роте ужасно запущенный вид?
Вам к стоматологу нужно. А то
Вас целовать не захочет никто!
Встретит сестричка вас в белом халате,
В кресло усадит, салфетку приладит,
«Пытошный» быстро разложит «струмент»,
Скажет: «Раззявьте-ка рот, пациент!»
Скажет врачу, если он новичок,
Что где цеплять на который крючок;
Босса утешит, коль он ошибётся:
«Вона там сколько ещё остаётся!»
Быстро замесит цемент (или что там?),
Слюни всем вытрет — такая работа!
И улыбнётся вам в целях рекламы:
«Только у нас, джентльмены и дамы!»

Главная медсестра

Людмила Алексеевна нам мама:
И приласкает нас, и пожурит.
Профессии ходячая реклама —
И внутренний настрой, и внешний вид.
Над нами машет крыльями, как квочка.
Нам можно безответственно пищать.
Но если что, САМА ПРИБЬЁТ, И ТОЧКА.
А от нападок будет защищать.

* * * *

Медсёстры — к докторам прицеп:
Пойди… подай… пиши рецепт…
Мы СОУЧАСТВУЕМ в движенье.
Всё так. Но без сестёр — затор.
В прицепе, видно, есть мотор…

Фили-Грань

*****

Вот и больница. Светя, показал
В угол нам сонный смотритель.
Трудно и медленно там угасал
Честный бедняк сочинитель.
Мы попрекнули невольно его,
Что, заблуждавшись в столице,
Не известил он друзей никого,
А приютился в больнице…

«Что за беда,- он шутя отвечал:
Мне и в больнице покойно.
Я всё соседей моих наблюдал:
Многое, право, достойно
Гоголя кисти. Вот этот субъект,
Что меж кроватями бродит —
Есть у него превосходный проект,
Только — беда! не находит
Денег… а то бы давно превращал
Он в бриллианты крапиву.
Он покровительство мне обещал
И миллион на разживу!

Вот старикашка-актер: на людей
И на судьбу негодует;
Перевирая, из старых ролей
Всюду двустишия сует;
Он добродушен, задорен и мил
Жалко — уснул (или умер?) —
А то бы верно он вас посмешил…
Смолк и семнадцатый нумер!
А как он бредил деревней своей,
Как, о семействе тоскуя,
Ласки последней просил у детей,
А у жены поцелуя!

Не просыпайся же, бедный больной!
Так в забытьи и умри ты…
Очи твои не любимой рукой —
Сторожем будут закрыты!
Завтра дежурные нас обойдут,
Саваном мертвых накроют,
Счетом в мертвецкий покой отнесут,
Счетом в могилу зароют.
И уж тогда не являйся жена,
Чуткая сердцем, в больницу —
Бедного мужа не сыщет она,
Хоть раскопай всю столицу!

Случай недавно ужасный тут был:
Пастор какой-то немецкий
К сыну приехал — и долго ходил…
«Вы поищите в мертвецкой», —
Сторож ему равнодушно сказал;
Бедный старик пошатнулся,
В страшном испуге туда побежал,
Да, говорят, и рехнулся!
Слезы ручьями текут по лицу,
Он между трупами бродит:
Молча заглянет в лицо мертвецу,
Молча к другому подходит…

Впрочем, не вечно чужою рукой
Здесь закрываются очи.
Помню: с прошибленной в кровь головой
К нам привели среди ночи
Старого вора — в остроге его
Буйный товарищ изранил.
Он не хотел исполнять ничего,
Только грозил и буянил.
Наша сиделка к нему подошла,
Вздрогнула вдруг — и ни слова…
В странном молчаньи минута прошла:
Смотрят один на другова!

Кончилось тем, что угрюмый злодей,
Пьяный, обрызганный кровью,
Вдруг зарыдал — перед первой своей
Светлой и честной любовью.
(Смолоду знали друг друга они…)
Круто старик изменился:
Плачет да молится целые дни,
Перед врачами смирился.
Не было средства, однако, помочь…
Час его смерти был странен
(Помню я эту печальную ночь):
Он уже был бездыханен,
А всепрощающий голос любви,
Полный мольбы бесконечной,
Тихо над ним раздавался: «Живи,
Милый, желанный, сердечный!»
Всё, что имела она, продала —
С честью его схоронила.
Бедная! как она мало жила!
Как она много любила!
А что любовь ей дала, кроме бед,
Кроме печали и муки?
Смолоду — стыд, а на старости лет —
Ужас последней разлуки!..

Есть и писатели здесь, господа.
Вот, посмотрите: украдкой,
Бледен и робок, подходит сюда
Юноша с толстой тетрадкой.
С юга пешком привела его страсть
В дальнюю нашу столицу —
Думал бедняга в храм славы попасть —
Рад, что попал и в больницу!
Всем он читал свой ребяческий бред —
Было тут смеху и шуму!
Я лишь один не смеялся… о, нет!
Думал я горькую думу.
Братья-писатели! в нашей судьбе
Что-то лежит роковое:
Если бы все мы, не веря себе,
Выбрали дело другое —
Не было б, точно, согласен и я,
Жалких писак и педантов —
Только бы не было также, друзья,
Скоттов, Шекспиров и Дантов!
Чтоб одного возвеличить, борьба
Тысячи слабых уносит —
Даром ничто не дается: судьба
Жертв искупительных просит».

Тут наш приятель глубоко вздохнул,
Начал метаться тревожно;
Мы посидели, пока он уснул —
И разошлись осторожно…

Николай Некрасов

*****

Больничные палаты… Запах хлорки…
Снуют врачи в притихших коридорах…
Не слышно смеха, шуток, разговоров —
Страданий привкус невозможно горький…

Тут Боль живет… Наполнен ею воздух.
Она — в глазах и в шепоте, повсюду…
Здесь, как нигде, в Господне верят чудо,
И в то, что сердцу просто нужен роздых.

А на листках кардиограмм изломы
Рисуют, как устало ретивое…
Длиннее каждый день почти что вдвое…
И души умирающих в проёмах

Дверных стоят. Не просят и не молят,
А ждут, когда напишут в направленьях
Одним — путь в морг, другим — выздоровленье,
Кому-то — дальше корчится от боли…

Исколотые синие запястья,
В которых еле теплится надежда,
Что не замрет душа в безликом «между»…
Здесь жаждут Жизни. Не Любви. Не Счастья.

Злюша

Вот и больница. Светя, показал В угол нам сонный смотритель. Трудно и медленно там угасал Честный бедняк сочинитель. Мы попрекнули невольно его, Что, заблуждавшись в столице, Не известил он друзей никого, А приютился в больнице… «Что за беда,- он шутя отвечал:- Мне и в больнице покойно. Я всё соседей моих наблюдал: Многое, право, достойно Гоголя кисти. Вот этот субъект, Что меж кроватями бродит — Есть у него превосходный проект, Только — беда! не находит Денег… а то бы давно превращал Он в бриллианты крапиву. Он покровительство мне обещал И миллион на разживу! Вот старикашка-актер: на людей И на судьбу негодует; Перевирая, из старых ролей Всюду двустишия сует; Он добродушен, задорен и мил Жалко — уснул (или умер?) — А то бы верно он вас посмешил… Смолк и семнадцатый нумер! А как он бредил деревней своей, Как, о семействе тоскуя, Ласки последней просил у детей, А у жены поцелуя! Не просыпайся же, бедный больной! Так в забытьи и умри ты… Очи твои не любимой рукой — Сторожем будут закрыты! Завтра дежурные нас обойдут, Саваном мертвых накроют, Счетом в мертвецкий покой отнесут, Счетом в могилу зароют. И уж тогда не являйся жена, Чуткая сердцем, в больницу — Бедного мужа не сыщет она, Хоть раскопай всю столицу! Случай недавно ужасный тут был: Пастор какой-то немецкий К сыну приехал — и долго ходил… «Вы поищите в мертвецкой»,- Сторож ему равнодушно сказал; Бедный старик пошатнулся, В страшном испуге туда побежал, Да, говорят, и рехнулся! Слезы ручьями текут по лицу, Он между трупами бродит: Молча заглянет в лицо мертвецу, Молча к другому подходит… Впрочем, не вечно чужою рукой Здесь закрываются очи. Помню: с прошибленной в кровь головой К нам привели среди ночи Старого вора — в остроге его Буйный товарищ изранил. Он не хотел исполнять ничего, Только грозил и буянил. Наша сиделка к нему подошла, Вздрогнула вдруг — и ни слова… В странном молчаньи минута прошла: Смотрят один на другова! Кончилось тем, что угрюмый злодей, Пьяный, обрызганный кровью, Вдруг зарыдал — перед первой своей Светлой и честной любовью. (Смолоду знали друг друга они…) Круто старик изменился: Плачет да молится целые дни, Перед врачами смирился. Не было средства, однако, помочь… Час его смерти был странен (Помню я эту печальную ночь): Он уже был бездыханен, А всепрощающий голос любви, Полный мольбы бесконечной, Тихо над ним раздавался: «Живи, Милый, желанный, сердечный!» Всё, что имела она, продала — С честью его схоронила. Бедная! как она мало жила! Как она много любила! А что любовь ей дала, кроме бед, Кроме печали и муки? Смолоду — стыд, а на старости лет — Ужас последней разлуки!.. Есть и писатели здесь, господа. Вот, посмотрите: украдкой, Бледен и робок, подходит сюда Юноша с толстой тетрадкой. С юга пешком привела его страсть В дальнюю нашу столицу — Думал бедняга в храм славы попасть — Рад, что попал и в больницу! Всем он читал свой ребяческий бред — Было тут смеху и шуму! Я лишь один не смеялся… о, нет! Думал я горькую думу. Братья-писатели! в нашей судьбе Что-то лежит роковое: Если бы все мы, не веря себе, Выбрали дело другое — Не было б, точно, согласен и я, Жалких писак и педантов — Только бы не было также, друзья, Скоттов, Шекспиров и Дантов! Чтоб одного возвеличить, борьба Тысячи слабых уносит — Даром ничто не дается: судьба Жертв искупительных просит». Тут наш приятель глубоко вздохнул, Начал метаться тревожно; Мы посидели, пока он уснул — И разошлись осторожно…