Светлана Алексиевич родилась в Станиславе (нынешний Ивано-Франковск. – «ГОРДОН»). Работала учителем истории и немецкого языка, журналистом, в 1983 году стала членом Союза писателей СССР. Автор книг «У войны не женское лицо», «Зачарованные смертью», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва». Эксперты считают Алексиевич блестящим мастером художественно-документальной прозы.
Книга «У войны не женское лицо», написанная в 1985 году, стала своеобразным репортажем с фронта. Обычно в книгах о войне говорится о героических подвигах, которые совершают мужчины. Между тем в боевых действиях советской армии принимали участие более миллиона женщин, столько же – в подполье и в партизанских отрядах. Они были летчицами и снайперами, пулеметчицами и зенитчицами. После войны многим из них пришлось скрывать факт пребывания на фронте, поскольку считалось, что женщины в армии вели себя легкомысленно в отношениях с мужчинами.
«Мужчины говорили о подвигах, о движении фронтов и военачальниках, а женщины говорили о другом – о том, как страшно первый раз убить, идти после боя по полю, где лежат убитые… Они лежат рассыпанные, как картошка. Все молодые, и жалко всех – и немцев, и своих русских солдат. После войны у женщин была еще одна война. Они прятали свои военные книжки, свои справки о ранениях – потому что надо было снова научиться улыбаться, ходить на высоких каблуках и выходить замуж. А мужчины забыли о своих боевых подругах, предали их. Украли у них Победу. Не разделили», – написала в предисловии к книге Алексиевич.
Она опросила более 800 воевавших женщин, практически все их интервью вошли в книгу. После ее опубликования к писательнице хлынул поток писем, в которых не только женщины, но и мужчины-фронтовики описывали происходившее с ними во время войны. Часть отрывков из писем читателей, которые не вошли в книгу по соображениям цензуры, напечатал в День Победы сайт «БУКНИК». «Нам казалось, что слова правды послужат не только данью памяти всем, кому не повезло жить в то страшное время, но и станут противоядием от новой лжи, трескучих слов и фальшивого патриотизма, которых сегодня даже больше, чем в годы моей юности. Нам хотелось бы, чтобы люди, которые кричат: «Если надо – повторим!», прочитали, как сами фронтовики описывали свой военный опыт. Честное слово, они не хотели повторять», – написал в предисловии писатель, главный редактор сайта Сергей Кузнецов.
Если три дня ты рядом с человеком, даже чужим, все равно к нему привыкаешь, его уже сложно убить
Читаю свой старый дневник…
Пытаюсь вспомнить человека, каким я была, когда писала книгу. Того человека уже нет, и даже нет страны, в которой мы тогда жили. А это ее защищали и во имя ее умирали в сорок первом — сорок пятом. За окном уже все другое: новое тысячелетие, новые войны, новые идеи, новое оружие и совершенно неожиданным образом изменившийся русский (точнее, русско-советский) человек.
Я вспоминаю тех девчонок с благодарностью…Фото: bigpicture.ru
Началась горбачевская перестройка… Мою книгу сходу напечатали, у нее был удивительный тираж — два миллиона экземпляров. То было время, когда происходило много потрясающих вещей, мы опять куда-то яростно рванули. Опять — в будущее. Мы еще не знали (или забыли), что революция — это всегда иллюзия, особенно в нашей истории. Но это будет потом, а тогда я стала получать ежедневно десятки писем, мои папки разбухали. Люди захотели говорить… Договорить… Они стали свободнее и откровеннее. У меня не оставалось сомнений, что я обречена бесконечно дописывать свои книги. Не переписывать, а дописывать. Поставишь точку, а она тут же превращается в многоточие…
* * *
Я думаю о том, что, наверное, сегодня задавала бы другие вопросы и услышала бы другие ответы. И написала бы другую книгу, не совсем другую, но все-таки другую. Документы (с которыми я имею дело) — живые свидетельства, не застывают, как охладевшая глина. Не немеют. Они движутся вместе с нами. О чем бы я больше расспрашивала сейчас? Что хотела бы добавить? Меня бы очень интересовал… подыскиваю слово… биологический человек, а не только человек времени и идеи. Я попыталась бы заглянуть глубже в человеческую природу, во тьму, в подсознание.
Я написала бы о том, как пришла к бывшей партизанке… Грузная, но еще красивая женщина — и она мне рассказывала, как их группа (она старшая и двое подростков) вышли в разведку и случайно захватили в плен четверых немцев. Долго с ними кружили по лесу. Но к вечеру третьего дня их окружили. Ясно, что с пленными они уже не прорвутся, не уйдут, и тут решение — их надо убить. Подростки убить не смогут: уже три дня они ходят по лесу вместе, а если три дня ты рядом с человеком, даже чужим, все равно к нему привыкаешь, он приближается — уже знаешь, как он ест, как он спит, какие у него глаза, руки. Нет, подростки не смогут. Это ей понятно. Значит, убить должна она. И вот она вспоминала, как их убивала. Пришлось обманывать и тех, и других. С одним немцем пошла якобы за водой и выстрелила сзади. В затылок. Другого за хворостом повела… Меня потрясло, как спокойно она об этом рассказывала.
Шли мы растерянные, обманутые, никому уже не верящие Фото: hranive.ru
Те, кто был на войне, вспоминают, что гражданский человек превращается в военного за три дня. Почему достаточно всего трех дней? Или это тоже миф? Скорее всего. Человек там — куда незнакомее и непонятнее.
А недавно пришло такое письмо: «Нам, старикам, трудно жить… Но не из-за маленьких и унизительных пенсий мы страдаем. Больше всего ранит то, что мы изгнаны из большого прошлого в невыносимо маленькое настоящее. Уже никто нас не зовет выступать в школы, в музеи, уже мы не нужны. Нас уже нет, а мы еще живы. Страшно пережить свое время…». Я по-прежнему их люблю. Не люблю их время, а их люблю.
В последний день перед пленом перебило обе ноги, лежала и под себя мочилась. Не знаю, какими силами уползла ночью к партизанам
* * *
Все может стать литературой… Больше всего меня заинтересовал в моих архивах блокнот, где я записывала те эпизоды, которые вычеркнула цензура. А также — мои разговоры с цензором. Там же я нашла страницы, которые выбросила сама. Моя самоцензура, мой собственный запрет. И мое объяснение — почему я это выбросила? Многое из того и другого уже восстановлено в книге, но эти несколько страниц хочу дать отдельно — это уже тоже документ. Мой путь…
Из того, что выбросила цензура
Страшно пережить свое время Фото: hranive.ru
Что вы об этом знаете?! Они мою маму с сестричками сожгли на костре посреди деревни Фото: hranive.ru
* * *
Из разговора с цензором:
– Кто пойдет после таких книг воевать? Вы унижаете женщину примитивным натурализмом. Женщину-героиню. Развенчиваете. Делаете ее обыкновенной женщиной. Самкой. А они у нас — святые.
– Наш героизм стерильный, он не хочет считаться ни с физиологией, ни с биологией. Ему не веришь. А испытывался не только дух, но и тело. Материальная оболочка.
– Откуда у вас эти мысли? Чужие мысли. Не советские. Вы смеетесь над теми, кто в братских могилах. Ремарка начитались… У нас ремаркизм не пройдет. Советская женщина — не животное…
Ни в каком самом страшном фильме я не видела, как крысы уходят перед артобстрелом из города
* * *
«Кто-то нас выдал… Немцы узнали, где стоянка партизанского отряда. Оцепили лес и подходы к нему со всех сторон. Прятались мы в диких чащах, нас спасали болота, куда каратели не заходили. Трясина. И технику, и людей она затягивала намертво. По несколько дней, неделями мы стояли по горло в воде.
Принимаем решение…
Никто не решается передать приказ командира, но мать сама догадывается. Опускает сверток с ребенком в воду и долго там держит… Ребенок больше не кричит… Ни звука… А мы не можем поднять глаза. Ни на мать, ни друг на друга…»
Под Сталинградом было столько убитых, что лошади их уже не боялись Фото: hranive.ru
Что вы об этом знаете?! Они мою маму с сестричками сожгли на костре посреди деревни…»
* * *
«Я не запомнила в войну ни кошек, ни собак, помню крыс. Большие… С желто-синими глазами… Их было видимо-невидимо. Когда я поправилась после ранения, из госпиталя меня направили назад в мою часть. Часть стояла в окопах под Сталинградом. Командир приказал: «Отведите ее в девичью землянку». Я вошла в землянку и первым делом удивилась, что там нет никаких вещей. Пустые постели из хвойных веток, и все. Меня не предупредили… Я оставила в землянке свой рюкзак и вышла, когда вернулась через полчаса, рюкзак свой не нашла. Никаких следов вещей, ни расчески, ни карандаша.
Оказалось, что все мигом сожрали крысы… А утром мне показали обгрызенные руки у тяжелораненых…
Ни в каком самом страшном фильме я не видела, как крысы уходят перед артобстрелом из города. Это не в Сталинграде… Уже было под Вязьмой… Утром по городу шли стада крыс, они уходили в поля. Они чуяли смерть. Их были тысячи… Черные, серые… Люди в ужасе смотрели на это зловещее зрелище и жались к домам. И ровно в то время, когда они скрылись с наших глаз, начался обстрел. Налетели самолеты. Вместо домов и подвалов остался каменный песок…»
* * *
Из разговора с цензором:
– Да, нам тяжело далась Победа, но вы должны искать героические примеры. Их сотни. А вы показываете грязь войны. Нижнее белье. У вас наша Победа страшная… Чего вы добиваетесь?
– Правды.
– А вы думаете, что правда – это то, что в жизни. То, что на улице. Под ногами. Для вас она такая низкая. Земная. Нет, правда – это то, о чем мы мечтаем. Какими мы хотим быть!
Я до Берлина с армией дошла Фото: iveinternet.ru
Единственное, чего мы боялись, чтобы наши девушки об этом не узнали. Наши медсестры. Перед ними было стыдно…»
Тетя Настя повесилась на черной яблоне в своем саду. А дети стояли возле нее и просили есть
Днем мы боялись немцев и полицаев, а ночью — партизан Фото: hranive.ru
* * *
Из разговора с цензором:
– Это – ложь! Это клевета на нашего солдата, освободившего пол-Европы. На наших партизан. На наш народ-герой. Нам не нужна ваша маленькая история, нам нужна большая история. История Победы. Вы никого не любите! Вы не любите наши великие идеи. Идеи Маркса и Ленина.
– Да, я не люблю великие идеи. Я люблю маленького человека…
Маленький мальчик выбежал к нам откуда-то из-под земли и кричал: «Убейте мою мамку, она немца любила!»
Из того, что выбросила я сама
Утром каратели подожгли нашу деревню… Спаслись только те люди, которые убежали в лес Фото: stihi.ru
Вернулась в деревню с двумя орденами Славы и медалями, а мать выгнала меня – четыре года была на фронте, с мужчинами
* * *
«Днем мы боялись немцев и полицаев, а ночью — партизан. У меня последнюю коровку партизаны забрали, остался у нас один кот. Партизаны голодные, злые. Повели мою коровку, а я – за ними… Километров десять шла. Молила – отдайте. Трое детей в хате ждали… Попробуй найди в войну хорошего человека…
Свой на своего шел. Дети кулаков вернулись из ссылки. Родители их погибли, и они служили немецкой власти. Мстили. Один застрелил в хате старого учителя. Нашего соседа. Тот когда-то донес на его отца, раскулачивал. Был ярый коммунист.
Немцы сначала распустили колхозы, дали людям землю. Люди вздохнули после Сталина. Мы платили оброк… Аккуратно платили… А потом стали нас жечь. Нас и дома наши. Скотину угоняли, а людей жгли.
Ой, доченька, я слов боюсь. Слова страшные… Я добром спасалась, никому не хотела зла. Всех жалела…»
На войне как на войне. Это вам не театр Фото: fototelegraf.ru
* * *
«Я до Берлина с армией дошла…
Вернулась в свою деревню с двумя орденами Славы и медалями. Пожила три дня, а на четвертый мама поднимает меня с постели и говорит: «Доченька, я тебе собрала узелок. Уходи… Уходи… У тебя еще две младшие сестры растут. Кто их замуж возьмет? Все знают, что ты четыре года была на фронте, с мужчинами…»
Не трогайте мою душу. Напишите, как другие, о моих наградах…»
* * *
«На войне как на войне. Это вам не театр…
Выстроили на поляне отряд, мы стали кольцом. А посередине — Миша К. и Коля М., наши ребята. Миша был смелый разведчик, на гармошке играл. Никто лучше Коли не пел…
Кто будет расстреливать? Отряд молчит… Кто? Молчим… Командир сам привел приговор в исполнение…»
После войны боялась долго рожать. Родила, когда успокоилась. Через семь лет
* * *
«Я была пулеметчицей. Я столько убила…
После войны боялась долго рожать. Родила, когда успокоилась. Через семь лет…
Мне кажется, что я прожила две жизни: одну — мужскую, вторую — женскую…»
Я радовалась, когда видела пленных немцев Фото: hranive.ru
* * *
«Пришла Красная армия… Нам разрешили раскапывать могилы, где наших людей постреляли. По нашим обычаям надо быть в белом — в белом платке, в белой сорочке. Люди шли с деревень все в белом и с белыми простынями… С белыми вышитыми полотенцами…
Я сестру не нашла, показалось мне, что один кусочек платья – это ее, что-то знакомое… Дед тоже сказал – заберем, будет что хоронить. Тот кусочек платья мы в гробик и положили…
На отца получили бумажку «пропал без вести». Другие что-то получали за тех, кто погиб, а нас с мамой в сельсовете напугали: «Вам никакой помощи не положено. А, может, он живет припеваючи с немецкой фрау. Враг народа».
Еще война не кончилась, а эшелоны уже пошли в Магадан. Эшелоны с победителями
Я стала искать отца при Хрущеве. Через сорок лет. Ответили мне при Горбачеве: «В списках не значится…» Но откликнулся его однополчанин, и я узнала, что погиб отец геройски. Под Могилевом бросился с гранатой под танк…
Знаете, как трудно убить человека. Фото: newsvo.ru
* * *
«Многие из нас верили… Мы думали, что после войны все изменится… Сталин поверит своему народу. Но еще война не кончилась, а эшелоны уже пошли в Магадан. Эшелоны с победителями… Арестовали тех, кто был в плену, выжил в немецких лагерях, кого увезли немцы на работу — всех, кто видел Европу. Мог рассказать, как там живет народ. Без коммунистов. Какие там дома и какие дороги. О том, что нигде нет колхозов…
После Победы все замолчали. Молчали и боялись, как до войны…»
* * *
«Мы уходим… А кто там следом?
Я – учитель истории… На моей памяти учебник истории переписывали три раза. Я учила по трем разным учебникам… Что после нас останется? Спросите нас, пока мы живы. Не придумывайте потом нас. Спросите…
Знаете, как трудно убить человека. Я работала в подполье. Через полгода получила задание — устроиться официанткой в офицерскую столовую… Молодая, красивая… Меня взяли. Я должна была насыпать яд в котел супа и в тот же день уйти к партизанам. А уже я к ним привыкла, они враги, но каждый день ты их видишь, они тебе говорят: «Данке шон… Данке шон…» Это – трудно…
Убить трудно…
Я всю жизнь преподавала историю, но я знала, что ни об одном историческом событии мы не знаем всего, до конца. Всех пережитых чувств.
Всей правды…»
***
У меня была своя война… Я прошла длинный путь вместе со своими героинями. Как и они, долго не верила, что у нашей Победы два лица – одно прекрасное, а другое страшное, все в рубцах – невыносимо смотреть. «В рукопашной, убивая человека, заглядывают ему в глаза. Это не бомбы сбрасывать или стрелять из окопа», – рассказывали мне. Слушать человека, как он убивал и умирал, то же самое – смотришь в глаза…
Кружевные чулки, откровенные вырезы и сексуальные пеньюары — вот не полный список того, что можно увидеть аккаунте Instagram 23-летней сыктывкарки Валентины Чеусовой. Изюминкой девушки является то, что она далека от параметров 90-60-90. Модель с пышными формами рассказала порталу PG11.ru , как ее унижали за нестандартную внешность и почему она теперь участвует в провокационных фотосессиях.
Ты ведешь Instagram и выкладываешь откровенные фото. Моделинг — это хобби или работа?
— Я не профессиональная модель. Это мое увлечение. Красивые фото радуют меня, кроме того, греет душу, что я одна из первых в Сыктывкаре моделей размера плюс. В плане новшеств наш город только развивается и я этим активно пользуюсь.
Кем ты работаешь в обычной жизни?
— Я работаю администратором салона нижнего белья. Многие мои фото сделаны в этом интерьере, на фоне масок и других аксессуаров. Специфика нашего салона помогает показать мою жизненную позицию. Кроме того, мне бы очень хотелось рассказать о салоне, в Сыктывкаре таких мест немного. Я хочу рассказать, что это красиво и непошло.
Ты заводила аккаунт как рекламу белья или ради себя?
— Это был порыв души, мне хочется рассказать не только о белье, но и о моделях плюс-сайз (моделях с размером одежды больше стандартного). Я несу в мир такую мысль: все твои минусы и особенности могут стать твоими фишками. Маски, сексуальное белье, чулки, дорогие духи — я кайфую от всего этого, это помогает мне показать мою энергетику.
Тебя не коробит понятие «модель плюс размера»?
— Мне это безумно не нравится! Люди привыкли давать ярлык тем, которые больше общепринятых комплекций. Если ты не 90-60-90 — ты плюс-сайз. Из за этого ты себя чувствуешь какой-то другой. Я бы не хотела такого разделения, мы просто модели и все разные. И это разнообразие заключается не в размерах одежды. А в философии, которую ты пропагандируешь. В мыслях, которые ты рождаешь и в образах, которые тебе близки. Кто-то лучше получается на портретной съемке, у кого-то развита гибкость, у кого-то космическая внешность, а я несу свою сексуальную энергию. Я хочу нести людям радость, своими образами делать их мир ярче и помогать им преодолевать какие-то комплексы.
Твой молодой человек не против откровенных фото?
— Мой мужчина относится к этому спокойно. Однажды он сказал: если тебе это нравится, если тебя это зажигает, то я не имею права тебе что-то запрещать: я все приму. Любовь и отношения — это свобода, когда ты не ограничиваешь вторую половину ни в чем. Я не собака, чтоб меня дома закрывать. У нас гармоничные отношения, нет ссор и ругани.
— Я пытаюсь в своей работе донести этот дух свободы до людей. В наш салон приходят мужчины и как с психологом делятся: я даю деньги своей женщине, чтобы она купила себе красивое белье, а она тратит на всякую ерунду. Мужчины видят красивых девушек в интернете и хотят, чтобы их жены были такими же красивыми, сексуальными и ухоженными. Радует, что наш город тоже начинает изменяться в этом плане.
Предлагали ли тебе работу моделью другие бренды?
— Я открыта предложениям, могу работать не только с кружевным бельем и не только с бельем. Сейчас есть предложение из Кирова от салона спортивного белья, мы находимся на стадии переговоров.
Сколько у тебя комплектов белья?
— Красивое белье моя страсть, обожаю чулки: в сеточку, с кружевом, с поясами. Белья очень много, 20-25 комплектов ношу активно. Есть еще комплекты, которые когда-то дарили, они не распечатаны и ждут своего часа. Есть целая подарочная коробочка с новыми трусиками и стрингами. Считаю, что у девушки должно быть очень много белья. Мне не нравятся однообразные комплекты, это так скучно. Ты должна надеть белье и чувствовать себя королевой!
Есть ли для тебя модели-идеалы? Кто пример для тебя?
— У меня нет определенных моделей, работа которых бы меня сильно воодушевляла. С каждого я беру частичку того, что я бы хотела видеть в себе. Если ты модель плюс-сайз, это не значит, что ты не должна следить за собой. Да, мы полненькие, да, это наша изюминка, а не недостаток. Но я занимаюсь спортом, бегаю, ухаживаю за собой. Ты пышечка, но ты можешь выглядеть конфеткой!
В плане философии мне близка модель Нита Кузьмина, она меня воодушевляет. Она не модель плюс-сайз, мы похожи в плане энергии и жизненной позиции. Мне хочется сочетать ее духовность и мою внешность, и преподносить этот коктейль людям. Сейчас я активно трансформирую свое тело.
Было ли такое, что ты хотела подогнать себя под модельные параметры?
— Такое желание всегда появляется у девушек-пышечек в юности и даже детстве. Часто в школе агрессивные дети могут тыкать тебя в это. Но часто люди не знают, почему у человека именно такая комплекция. Ведь могут быть проблемы со здоровьем, психологические проблемы. А люди сразу клеймят — толстый урод.
— У меня было желание стать худой, но прошло. Я всю жизнь была пышка. Мне жалко высоких и красивых жевушек, которые имеют особенности с весом и стесняются своей внешности. Ну возьмись за себя! Больше читай, путешествуй, да хоть в другой район города на автобусе езжай! Бог подарил тебе такое тело. Другого не будет! Ты живешь в этом теле и у тебя есть какая-то задача, которую ты должна выполнить!
Обижали ли тебя в школе за лишний вес?
— Меня унижали, причем, как дети, так и взрослые. Старшие девочки в школе, просто люди на улицах. Мы все в той или иной мере проходим через неприятие окружающими в подростковом периоде. Кого-то это доводит до суицидальных мыслей. И своим примером я хочу донести до людей, что мир разный и каким бы ты ни был, ты можешь себя любить и быть гармоничной личностью.
— Мне очень хочется поддержать всех, кто столкнулся с проблемой веса, мотивировать их. Мы все индивидуальны, все красивы, только по-своему. Многие полненькие девочки страдают. Да, можно принять себя в 100 килограммах веса и быть счастливым, но я всем хочу сказать: занимайтесь любимыми делами, общайтесь с людьми, развивайте себя.
Откуда ты берешь свою энергию?
— У меня есть мой любимый салон, где я работаю, и передержка собак «Валькирия», которой три года. После работы выгуливаю собак, приезжаю домой в 4 утра. Чуть поспала и снова на работу. Жизнь это движение. Бывает черная полоса, но она проходит. Давайте принесем в этот мир красоту и подарим ее миру, станем чуть добрее к другим.
Я заряжаюсь от своих собак, от прекрасных клиентов, от общения с людьми, от поездок и путешествий. Мой телефон всегда доступен, со мной можно связаться в любое время: поговорить, попросить поддержки и помощи. Потому что мне самой когда-то не с кем было поделиться своей радостью или горем. Мои друзья знают, что я могу выслушать и помочь.
Что делаешь, когда выгораешь?
— Когда не хватает энергии, я просто уезжаю на два-три дня в другой город. Могу сесть на автобус и это мне заменит отдых на море. Общаюсь с людьми, у которых другое мировоззрение. Это дает стимул становиться лучше и развиваться. Меня вдохновляют рассказы, как, например, человек строили бизнес, прогорел и через все прошел с улыбкой. Хочу быть такой же.
Сейчас ты трансформируешь свое тело? К какому весу стремишься?
— Если ты был всю жизнь плюс-сайз это не значит, что не надо стремиться к идеалу. Мне 23 года, при росте 160 сантиметров я вешу 78 килограммов. Для меня идеальный вес — это 60 килограммов. Я хочу проверить, как я буду выглядеть в этом весе. Для этого бегаю по 7 километров вечером с собаками. Все, что не убивает нас — делает сильнее. Не сиди ты на месте, сделай что-нибудь, двигайся, ходи в кино, театр, бассейн, знакомься с людьми.
Есть ли глобальная идея у твоего Instagram-аккаунта?
— Я хочу своим примером доказать полненьким, что надо любить себя. Родилась ты такой, но попробуй себя изменить. Поставь маленькую цель. И на тебя посмотрят с другой стороны и захотят быть похожим на тебя.
